Одинокие боги - Луис Ламур

— Он же иностранец, не так ли? Что он-то может? Ведь пустыня...

— Он вырос в пустыне более суровой, чем Мохава.

— На лошади-то он хоть умеет сидеть? По-моему, все эти иностранцы, за исключением англичан, не в состоянии отличить хвоста от гривы.

— Ну, будет, будет вам, мистер Финней! Его народ, можно сказать, вырос в седле. Они кочевники и пасут свои стада, а потом перегоняют их на новое место — от края пустыни ближе к горам, туда где растет свежая трава. По сравнению с их горами наши словно маленькие холмики.

— Нет, мадам, вы не убедили меня! Сомнения не рассеяли. Мне как-то довелось посетить Сьерру, — сказал он, — и Скалистые горы. Так некоторые вершины Скалистых гор достигают четырнадцати тысяч футов!

— В той стране, откуда пришел Кан, — тихо ответила мисс Нессельрод, — горы раза в два выше наших, поверьте. На Памире и Куньлуне встречаются пики высотой свыше двадцати тысяч футов! Что ни говорите, а Якуб Кан привычен к горной местности, мистер Финней.

— Может быть, может быть... А стрелять он умеет, мадам?

— Конечно умеет! Его соотечественники отлично владеют и палашом и ружьем. Им приходится охранять стада от других кочевников и разных бандитов. С раннего детства их обучают стрельбе. Знаете, мне рассказывали, что Кан мастер рукопашного боя...

У Финнея, пожалуй, были исчерпаны все доводы, и он в изнеможении рухнул в кресло. Как он не хотел сейчас возвращаться в пустыню! Но разве объяснишь? Он по существу жил в седле три недели, шла тяжелая борьба, да кроме того, он был уверен, что найти Иоханнеса практически сейчас невозможно: юноша мог намеренно затеряться в пустыне, он может оказаться в таких местах, куда всаднику добраться просто немыслимо, да если тот ведет с собой еще трех навьюченных водой лошадей... Но об этом он только подумал про себя.

Финней не знал Мегги, но, по его мнению, барышня непременно испугается трудностей и вернется. Не для юной леди такая жара, пот, жажда!.. Да, должно быть, девица и в самом деле сошла с ума.

Почти автоматически Финней взял кофе, поданный мисс Нессельрод.

В лавку зашли Мэтт Келлер, Де Ла Гьерра, а следом за ними и Бен Вилсон.

— Говорите, дочка капитана Лаурела отправилась в пустыню? — переспросил недоверчиво Вилсон. — Что творится в мире!..

— Она влюблена, — коротко пояснила мисс Нессельрод.

Вилсон пожал плечами и криво улыбнулся.

— Полагаю, это объясняет все, мадам! Я уже пересекал однажды пустыню и думаю, надо все же кого-то попросить отыскать ее и вернуть обратно, прежде чем она погибнет там.

Молодая девушка одна в пустыне... Финней еще раз выругался про себя. С Томадо Мачадо все в порядке. Но вот остальные?.. Кто они? Насколько на них можно положиться? Да и других бандитов там хватает, орудуют вовсю в близлежащих поселениях. Не говоря уже об индейцах, поведение которых непредсказуемо. Финней поставил на стол чашку и встал.

— Пойду соберу ребят, мадам. Мы поедем за ней.

— Иоханнес будет очень вам благодарен... Я тоже.

— Да, мадам.

Столько дорог, столько непредвиденных обстоятельств, такие огромные пространства!..

Возможно ли ее, песчинку, отыскать?..

Финней направился к двери.

— Это целая страна, — философски заметил Вилсон, глядя на Джакоба сквозь пары дымящегося кофе, поднимающиеся над чашкой.

— Да, большая, — сухо согласился Финней.

Вилсон снова посмотрел на него.

— Если она очень торопится, а вероятно, так оно и есть, мисс непременно понадобятся свежие лошади.

Их глаза встретились. Бен Вилсон знал эту страну как никто другой, и ему было известно только одно ранчо, где они могли бы достать лошадей. Там постоянно собирались бандиты Васкуеза и его шайки. Бен Вилсон знал об этом и догадывался, что Финнею это тоже известно.

Подойдя к двери, Джакоб обернулся, посмотрел на мисс Нессельрод и поднял в знак прощания руку.

Когда дверь за ним закрылась, мисс Нессельрод тихо произнесла:

— Ему так не хотелось ехать...

— И я не осуждаю его за это, — ответил Вилсон.

Сидя в тени огромного камня, я наблюдал за тем, что происходит в пустыне, которую уже обволакивал серый непроницаемый цвет ночи. Прошло четыре дня с тех пор, как я оставил у родника бандита, выкрикивающего мне вслед угрозы и проклятия.

Все мои преследователи погибли, и какой-то путешественник когда-нибудь пройдет по дороге, усеянной их белыми черепами и костями, да ветер пустыни будет петь свою заунывную песню над их безвестными могилами.

Мои мокасины опять развалились. Пока я наблюдал за дорогой, по которой мне завтра предстояло идти, решил опять, в который раз заняться их починкой, используя последние остатки своей куртки. Сумка-фляга безнадежно текла, но я все же надеялся, что воды в ней сохранится хоть немного, чтобы я в состоянии был преодолеть три оставшихся длинных отрезка пути, где не встретится уже ни одного родника.

Но поскользнувшись недавно около камня, я упал, и из моей фляги, увы, вытекли последние капли. Теперь я уже предчувствовал близкий конец, когда вдруг взгляд мой зацепился за выглядывающие из песка какие-то растения. Из последних сил я подобрался к ним ближе и увидел стелющуюся фасоль. А это ведь признак близкой воды! Нашел я вскоре и саму воду, о нахождении которой в этом месте трудно было даже и предположить.

Это случилось два дня назад. Теперь я отдыхал в дюжине футов от небольшого озерца, окруженного каменными глыбами. Сюда приходили на водопой дикие бараны, койоты и другие жители пустыни. Меня же привели сюда их едва заметные на песке следы. Напившись и сполоснув лицо и грудь, я отправился отсыпаться, стремясь отойти подальше от воды и предоставить ее в распоряжение своих спасителей-животных. Позже, вернувшись сюда, я сделал несколько глотков и сел неподалеку, отдыхая и оглядываясь по сторонам в ожидании наступления ночи.

Вечер выдался лунным, поэтому я вполне мог ориентироваться на горный рельеф, вырисовывающийся на горизонте. Теперь я находился довольно близко от южной границы пустыни и должен был передвигаться очень осторожно: тут меня могла подстерегать опасность.

Инстинктивно каждой клеточкой своего тела я чувствовал, что кто-то поджидает меня. Иначе и быть не могло: в конце концов, ведь те трое повернули назад, и одним из них был дон Федерико.

Наверняка он повторит попытку разделаться со мной, поскольку горит желанием увидеть меня мертвым. Логически рассуждая, он с сообщниками мог поджидать меня у каждой впадины с водой на краю пустыни, где я, по их расчетам, обязательно должен вот-вот появиться.

Странно, но, как я уже не раз говорил, я никогда не задумывался о себе как о наследнике. И абсолютно ничего не желал получить от дона Исидро, хотя иногда мной овладевала ироническая идея: а что, если после всех попыток избавиться от меня, я все же стану наследником дона Исидро?