Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

Я почти кричал. Интересно, слышат ли слуги в соседней комнате? А она взирала на меня с озабоченностью. Это выводило меня из себя.

— Итак, я спрашиваю вас в последний раз: станете ли вы моей женой? Станете ли вы королевой?

Вот так. Предложение сделано. Как будто помимо моей воли вырвались у меня эти слова.

— Ваша милость, — медленно произнесла Анна, — вашей женой я быть не могу, поскольку она у вас уже есть. А любовницей быть не хочу.

— У меня нет жены! — взревел я. — Я же сказал вам!

Она промолчала.

— Вы не верите мне! Считаете, что я лгу?

Я шагнул к ней. Она не отпрянула, а, напротив, подалась вперед, словно хотела прильнуть ко мне. Я сжимал ее плечи, стискивал пышные бархатные рукава и чувствовал под ними ее тонкие хрупкие руки.

— Это не ответ на мой вопрос, — продолжил я, — когда Папа признает меня холостяком к нашему взаимному согласию, выйдете ли вы за меня замуж?

Она подняла на меня глаза.

— Да. Я выйду за вас замуж. Если Папа освободит вас от прежнего брака.

Я наконец разжал пальцы и заметил, что на бархате остались влажные следы. Испорченный наряд. Придется послать ей новое платье.

— В течение года, — заявил я.

— Вы уверены? — спросила она.

В ее голосе прозвучали нотки сомнения, однако в нем впервые проявилась сердечная теплота.

— Абсолютно, — заверил я ее.

Она улыбнулась. Мы прояснили все вопросы. Поэтому я позволил ей удалиться — мы расстались как два незнакомых человека.

После ее ухода я ощутил, что меня сотрясает дрожь. Взять Анну Болейн в жены? Но я же ненавидел ее! Однако мне удалось быстро подавить эту мысль.

* * *

Несколько часов я нежился в лучах той особой радости, которая бывает в жизни крайне редко — когда исполняется наше заветное желание. Возлюбленная согласилась стать моей женой.

Как же мне следует обратиться к Папе? Я не сомневался, что он с готовностью признает венчание с Екатериной недействительным. Он отменял брачные союзы и по менее весомым причинам. Моя заблудшая сестра Маргарита добилась того, что Папа расторг ее супружеские узы с графом Ангусом лишь на том основании, что через три года после битвы при Флоддене ее первый муж мог быть еще жив.

Я долгими бессонными ночами перебирал в уме все сложности своего двадцатилетнего брака. Библейские тексты неопровержимы, и они со всей очевидностью подтверждались смертью моих сыновей. Господь хотел, чтобы я искупил свои грехи.

День, когда я сделал предложение, сменился не менее жаркой и душной ночью. Я взволнованно мерил шагами опочивальню. Теплый яблочный аромат навевал грустные мысли. Анна. Анна. Где же она? С кем она беседует в это самое мгновение?

Какая разница, строго оборвал я себя. Скоро она станет моей женой. В будущем году в это самое время мы уже уединимся с ней в опочивальне…

Слово Папы — вот ключ к моему счастью. Понтифик должен незамедлительно признать мой первый брак незаконным. Уолси сможет устроить это. Надо срочно послать за ним.

* * *

А пока стояла проклятая духота и длилась бесконечная благоухающая ночь.

* * *

Уолси пребывал в смущении, нет, похоже, в ужасе… Во всяком случае, в его глазах мелькнула легкая тревога.

— Ваша милость, но королева…

— Вдовствующая принцесса, — поправил я его. — Вдова Артура. Ее подлинный титул — вдовствующая принцесса.

— Да, но принцесса Екатерина, — ловко подобрал он безобидное и правильное определение, — является дочерью покойного короля. И еще важнее то, что она приходится тетушкой ныне здравствующему императору. Благочестивому правителю, который, безусловно, почувствует себя косвенно оскорбленным тем, что его родственница живет в грехе.

Именно этого я и ждал! Уолси всегда рассуждал практично. Никаких отклонений в сторону морали, никаких сбивающих с толку дискуссий. Я мог положиться на него.

— Действительность часто бывает неприятна. Императору уже пришлось смириться с Лютером.

— Но сразу два неприятных факта… — начал кардинал и изящно протянул руку к вазе с фруктами, с вопросительным видом глянув на меня.

Я кивнул. Он выбрал прошлогоднее дряблое яблоко. Других фруктов весной еще не было.

— …большинство людей обычно переваривают с трудом, — закончил он, надкусил яблоко, разочарованно посмотрел на него, обнаружив вялую мякоть, и снова положил в вазу.

— Те, кому выпало стоять на вершине власти, должны этому научиться. Как и вы. Как любой, кому уготовано стать Папой.

Лицо его просветлело. Он еще лелеет надежды на папство. Ах, вот если бы Уолси стал понтификом, этого разговора попросту не понадобилось бы. Но бессмысленно рассуждать о несбывшемся. В 1523 году некий незаконнорожденный отпрыск дома Медичи, узаконенный Львом X, стал Климентом VII, сменив на папском престоле несчастного Адриана.

— Но ведь папам не чуждо ничто человеческое.

— Да, их тоже ждет загробная жизнь, — улыбнулся я.

— И у них есть свои заботы. Мирского свойства, — угрюмо добавил он.

— Уж не сочувствуете ли вы лютеранам? — насмешливо поинтересовался я. — Разве Папу можно сравнивать с обычным мужчиной? Разве Его Святейшество волнуют земные дрязги?

Нынче утром Уолси был явно не настроен шутить. А я, как ни странно, наоборот, пребывал в жизнерадостном игривом настроении. Все будет по-моему. Такая уверенность вселяет бодрость и наполняет душу радостью.

— Ваша милость, сейчас нам не до шуток. Расторжение брака с вашей женой будет нелегким делом. Да простит меня ваше величество, это было бы легче сделать до того, как Карл стал императором… Нет, ведь тогда ее отец… впрочем, к тому времени он уже умер. В тысяча пятьсот восемнадцатом году…

— Да вернитесь же в наши дни! — рявкнул я.

Что происходит с Уолси? Даже в райском саду могли возникнуть досадные недоразумения!

— На дворе тысяча пятьсот двадцать седьмой год! И я живу во грехе почти двадцать лет! Мне хочется скорее покончить с этим, а не слушать вашу глупую болтовню.

Я никогда не видел его таким встревоженным. Но следующий его поступок заставил меня усомниться в трезвости его рассудка: он вдруг бухнулся на колени.

— Ваше величество, я умоляю вас…

Слезы заструились по его щекам. Театральные рыдания. Уолси отлично умел изображать трагедию.

— …умоляю, не затевайте этого дела. Оно повлечет за собой множество бед…

Как посмел он разубеждать меня? Я глянул на тучную фигуру, смехотворно покачивающуюся на коленях. Кардинал плакал. Несколько капелек оросило пол кабинета.

— Встаньте!