Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930-1945 - Альберт Шпеер

Я снова и снова удивлялся, почему наше люфтваффе, испытывавшее недостаток самолетов, не наносило подобные точечные атаки, результат которых мог оказаться столь же разрушительным для врага. В конце мая 1943 года, через две недели после британского рейда, я напомнил Гитлеру свое предложение от 11 апреля: собрать группу экспертов, которые могли бы выделить ключевые цели на территории противника. Но как часто случалось и прежде, Гитлер проявил нерешительность: «Боюсь, что Генеральный штаб авиации не прислушается к совету ваших технических экспертов. Я несколько раз обсуждал нечто подобное с генералом Ешоннеком. Но… – словно смирившись с неизбежным, заключил фюрер, – можете как– нибудь поговорить с ним». Сам Гитлер не собирался ничего предпринимать; он явно не осознавал важности подобных мер. Нет сомнений, что однажды он уже упустил свой шанс – между 1939-м и 1941 годами, когда посылал самолеты бомбить английские города, вместо того чтобы скоординировать рейды с подводной войной, например атаковать английские порты, чьей пропускной способности уже тогда не хватало для обработки грузов, доставлявшихся союзническими конвоями. И теперь он не видел предоставившуюся возможность, собственно, как и британцы, неосознанно копировавшие его нелепое поведение. Налет на плотины Рура был их единственной точечной атакой.

Несмотря на скептицизм Гитлера и на собственную неспособность повлиять на стратегию нашей авиации, я не был обескуражен и 23 июня все же учредил комиссию из нескольких технических экспертов, поставив перед ними задачу выявить важнейшие стратегические цели на вражеской территории[173]. Наше первое предложение включало объекты британской угольной промышленности, поскольку публикации в технической литературе представляли исчерпывающие сведения о ее центрах, их расположении, объемах производства и так далее. Однако наше предложение запоздало на целых два года; мы уже не располагали необходимой бомбардировочной авиацией, достаточной для выполнения этой задачи.

С учетом наших ограниченных возможностей одна важная цель напрашивалась сама собой – русские электростанции. Мы полагали, что никакой комплексной противовоздушной системы обороны в России нет. Кроме того, между энергосистемами Советского Союза и западных государств имелось одно важное отличие. В результате плавного промышленного развития в странах Запада было построено множество электростанций средних размеров, связанных в единую энергосистему, а в Советском Союзе строились гигантские электростанции по большей части в центре промышленных регионов[174]. Так, единственная колоссальная электростанция на Верхней Волге обеспечивала большую часть энергетических потребностей Москвы. Мы располагали информацией о том, что 60 процентов производства стратегического оптического и электрического оборудования сосредоточено в советской столице. Более того, разрушение нескольких гигантских электростанций на Урале парализовало бы почти всю советскую сталелитейную промышленность, а также выпуск танков и боеприпасов. Прямой удар по турбинам или подводящим линиям, и высвободившиеся водные массы нанесут больше разрушений, чем множество бомб. Поскольку многие крупные советские электростанции строились с помощью немецких фирм, мы могли раздобыть подробную документацию.

26 ноября Геринг отдал приказ усилить бомбардировщиками дальнего действия 6-й авиакорпус под командованием генерал-майора Рудольфа Майстера. В декабре корпус был передислоцирован под Белосток. Для тренировки пилотов мы использовали деревянные модели электростанций. В начале декабря я проинформировал Гитлера о ходе подготовки, а Мильх сообщил о наших планах Гюнтеру Кортену, новому начальнику Генерального штаба военно– воздушных сил. 4 февраля я написал Кортену: «…Даже в настоящий момент остаются хорошие шансы на успешную воздушную операцию против Советского Союза… Я уверен, что операция значительно сократит военно-промышленный потенциал Советского Союза». Я особенно подчеркивал необходимость бомбардировок электростанций в Московском регионе и на Верхней Волге.

Как и во всех подобных операциях, успех зависел от случайных факторов. Не думаю, что наша деятельность существенно повлияла бы на исход войны. Однако, как я сообщал Кортену, я надеялся, что мы нанесем такой ущерб советской промышленности, что компенсировать потери врагу удастся лишь с помощью многомесячных американских поставок вооружений.

И снова мы опоздали на два года. Зимой под напором русских наши войска были вынуждены отступить. Положение стало критическим, а в критические моменты Гитлер очень часто проявлял удивительную недальновидность. В конце февраля он сказал мне, что «корпусу Майстера» приказано уничтожить железные дороги, дабы замедлить снабжение русской армии. Я возражал: почва в России промерзла, и наши бомбы нанесут лишь незначительный ущерб. Более того, согласно нашему собственному опыту и несмотря на то, что немецкая железнодорожная сеть гораздо сложнее, а значит, более подвержена разрушению, поврежденные секции часто ремонтируются за несколько часов. Гитлер к моим доводам не прислушался. «Корпус Майстера» был уничтожен в бессмысленной операции, а русские продолжали победное наступление.

Гитлер потерял всякий интерес к стратегии прицельного бомбометания и решил во что бы то ни стало отомстить Англии. Даже после уничтожения «корпуса Майстера» у нас оставалось достаточно бомбардировщиков для поражения отдельных целей, однако Гитлер все еще тешился надеждой нанести несколько массированных налетов на Лондон и заставить британцев прекратить бомбардировки Германии. Именно по этой причине в 1943 году он настаивал на разработке и производстве новых тяжелых бомбардировщиков. Его никак не удавалось убедить в том, что такие бомбардировщики с гораздо большим эффектом можно использовать на востоке, хотя иногда, даже летом 1944 года, он вроде бы соглашался с моими доводами[175]. Однако ни Гитлер, ни командование военно-воздушных сил не могли понять принципов современной воздушной войны, как, впрочем, и противник поначалу.