Любовь, опрокинувшая троны - Александр Прозоров

Насколько я помню, в анналах истории есть только два случая подобного самозванства. Это Жанна д'Арк и «вор Сидорка!»

А если серьезно, то у всех «Лжедмитриев» имелась просто уникальная способность мгновенно собирать вокруг себя патриотов родной земли на борьбу с захватчиками!

«Третий Дмитрий» не оказал заметного влияния на ход исторических событий и интересен прежде всего тремя важными деталями «самозванства».

1) Он исчез по той же схеме, что и «второй» Дмитрий. «Поехали в лес, да вдруг сильно на него озлились, порубали на мелкие куски и утопили их в болоте» (легенды о встрече с поляками Лисовского – это уже вторичная мифология)

2) Он был уверенно опознан всеми главными героями событий. Причем совершенно бескорыстно: какой прок атаману Заруцкому от покровительства провинциального попика? Или главе русского земства (правительства) князю Трубецкому?

3) Он исчез сразу после того, как во Пскове появились послания Минина и Пожарского с призывом не верить «ни Маринке с сыном, ни тому вору, что стоит под Псковом» и угрозами шведско-нижегородских карательных мер. То есть – из-за риска возобновления «Смутного времени».

Стремительность, с которой правительство Трубецкого и его армия, атаман Заруцкий и Мария Мнишек согласились признать псковского Дмитрия своим царем, косвенно подтверждает версию о добровольном уходе сына Ивана Грозного с политической арены. Все участники событий отлично знали, что Дмитрий Иванович жив, и когда он открылся, были готовы вернуть ему место руководителя страны.

Но – не сложилось. Царь всея Руси рисковать возобновлением смуты не захотел. И исчез уже окончательно.

* * *

Разумеется, всем вышеизложенным фактам и аргументам можно найти свои возражения или уточнения, однако в любом случае попытка описать события Смутного времени исходя из гипотезы о череде многих самозванцев выходит за пределы человеческой возможности.

Нужно прописывать, откуда появился каждый из «Дмитриев»; нужно внятно и правдиво объяснить, почему всех прочих самозванцев всегда и неизменно топили, вешали или просто гнали взашей – и только конкретно этих троих слушали, признавали и отдавали им свои жизни; нужно разъяснить, каким образом могла сойти с ума целая держава, почему лишились обычной рассудительности миллионы людей, отдавая свои налоги и судьбы неведомо кому; как десятки тысяч дворян сразу двух государств, испокон веков пекущиеся о своей чести, вдруг обратились в лживых уродов, плюющих на могилы своих предков и судьбы потомков; почему родовитые семьи вдруг стали целыми кланами отрекаться от своих родных и признавать главенство иноземных чужаков…

Это просто ужас какой-то!

В то же время версия с реальным царевичем мгновенно делает повествование простым, текучим и логичным, без единой нестыковки. Все люди любых званий в этом случае ведут себя вполне естественно, разумно и взвешенно – точно так, как и положено вести себя нормальному, умственно полноценному человеку при встрече с сыном всеми любимого и уже полулегендарного царя. Но главное – сразу становится понятно, почему именно эти «три Дмитрия» стали признаны всеми в России. Ведь больше никогда в истории ни до, ни после них ничего подобного не случалось!

В общем, говоря словами историка Костомарова: «Царевича Дмитрия куда проще было спасти, нежели придумать»… («Кто был первый Лжедмитрий». СПб., 1864. Дозволено цензурой.)

Давайте отдадим Марине должное – это была женщина с характером. Ее рейд в гусарском мундире по охваченной войной стране вошел в анналы польской мифологии, ее речь на Дмитровском бастионе полна отважного самовлюбленного гонора:

– Чем мне, русской царице, с таким позором возвращаться к моим родным в Польшу, лучше уж погибнуть в России. Я разделю с моим супругом все, что Бог нам предопределил!

И даже в минуты уже полного уничижения она пишет королю Сигизмунду:

«Всего лишила меня превратная фортуна, одно лишь законное право на московский престол осталось при мне, скрепленное венчанием на царство, утвержденное признанием меня наследницей и двукратной присягой всех государственных московских чинов!»

С такой железной упертостью Марина была просто обречена стать великой или умереть!

Судьба предпочла для нее грустный вариант.

Любила ли она царя Дмитрия? Маловероятно. Польские историки утверждают, что современники уговаривали ее пойти замуж за русского царя едва ли не всей страной. А она очень долго и яростно отбрыкивалась.

Любил ли Дмитрий Марину? Все всякого сомнения! Когда он взошел на престол, московские бояре убеждали Дмитрия выбрать в жены русскую княжну, король Сигизмунд предлагал плюнуть на худородную шляхтечку и взять в жены принцессу королевских кровей. В этом был бы и государственный интерес, и династический, и укрепление личной власти через связи с новыми родственниками…

Однако нет – сын Ивана Грозного предпочел Марианну, брак с которой не сулил ему никаких преимуществ! Чем еще это можно объяснить, кроме как не крепкой, искренней любовью? И еще одно свидетельство: два сохранившихся письма, направленных Дмитрием из Калуги в тушинский лагерь. Оба полны искренней, трепетной любви и нежности. Прямо даже завидно читать!

Царь Дмитрий любил жену преданно и верно… Но что принесла эта женщина своему мужу?

Когда царевич Дмитрий находился в Польше, перспективы его будущего были вполне ясными и радужными. В лучшем варианте – он мог победить на выборах государя после смерти Годунова и стать царем. В худшем – после некоторых торгов и переговоров с любым из установившихся в России правительств сын Ивана Грозного вернул бы себе титул князя Угличского и спокойно бы жил до старости в богатстве и уважении, продолжив царскую династию. Достаточно было просто проявить терпение! Но как же так?! Ведь любимая Мариночка не может ждать царского титула до старости!

Дмитрий очертя голову кинулся в авантюру ради возвышения любимой. Итог известен: разоренная страна, три «смерти» и полное забвение. Даже имя – и то отобрали.

А что принесла эта женщина своему любовнику?

Энциклопедии дружно утверждают, что: «Иван Мартынович Заруцкий (? Тарнополь – 1614, Москва) – атаман донских казаков, один из виднейших предводителей казачества в эпоху Смуты. Фаворит Марины Мнишек и наиболее вероятный настоящий отец её сына – Ивана Лжедмитриевича Ворёнка».

Родила Мнишек в конце 1610-го. Значит, связь началась как минимум в тушинском лагере. И это объясняет очень многое в судьбе бедолаги.

В 1610 году Заруцкий в числе поляков-победителей входит в Москву. Жизнь прекрасна, перспективы радужные, слава и богатство в кармане. И вот тут вдруг у атамана словно что-то взрывается в голове: Заруцкий бросает стан победителей, несется в Калугу и начинает воевать против Польши!

Ни единого разумного объяснения этому поступку нет. Правдоподобный – есть. Иван Мартынович, плюнув на свои интересы, помчался спасать любимую от поражения и позора.