Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар

– Извольте сюда! – насмешливо возгласил Перро, распахивая настежь дверь гостиной.

С налитыми кровью глазами, с пеной у рта, американец, не говоря ни слова, переступил нетвердым шагом порог прихожей, и дверь с громким стуком захлопнулась за ним.

Задыхаясь от злобы, полковник застыл на лестничной площадке.

– О! – простонал он, икая и рыдая одновременно. – Доныне я не знал, что значит ненавидеть!.. Я убивал случайно!.. Убивал из любопытства, в припадке гнева!.. Без сожалений, вообще не испытывая каких-либо чувств!.. Но сегодня я понял, что значит упиваться кровью врага!.. Существует радость, о которой я и не подозревал, и познать ее меня заставит ненависть! Прощай, честолюбие… любовь… удача! Для меня больше не существует ничего, кроме ненависти!.. И горе гордецам-французам, которые пробудили ее во мне!

Выборы состоялись на следующий день. Яростная борьба между мистером Уэллсом и его конкурентом окончилась в пользу последнего: для того чтобы отец нежной Леоноры стал депутатом верхней палаты, не хватало нескольких сотен голосов. Забаллотированный кандидат, вне себя от ярости после поражения, виновником которого он считал полковника Батлера, стал в отместку распространять о недавнем своем представителе и правой руке ужасные слухи. Однако тот уже исчез – сразу же после оглашения результатов выборов.

Мистер Уэллс объявил, что отныне двери его дома закрыты для полковника. Мисс Леонора, возмущенная тем, что ее будущий супруг не стал драться на дуэли и тем самым лишил ее удовольствия, которое вряд ли сможет доставить ей собственный отец, также выступила за немедленный разрыв с ним. Так что с ее стороны мистер Уэллс встретил полную поддержку.

– Горе гордецам-французам, которые пробудили ненависть во мне!

Что же касается полковника, то своевременное бегство, возможно, спасло его от веревки членов комитета бдительности.

Судья, видя жалкое фиаско своего друга, поступил как истинный янки, то есть переметнулся на сторону противника. Желая, хотя и с некоторым опозданием, удовлетворить общественное мнение, он приказал арестовать убийцу.

Но тот не был столь наивен и умело скрывался от полицейских ищеек: полковник исчез бесследно, и это после того, как в течение сорока восьми часов держал в напряжении целый город, такой, как Сан-Франциско.

Ничто более не удерживало Жака и Жюльена в Калифорнии. Счастливые, что наконец покончат с этой сумасшедшей жизнью, они на следующий день после описанных нами драматических событий, а именно третьего июня 1879 года, пустились в путь в направлении мексиканской границы. Это была дата, намеченная для отправки груза Алексею, а значит, необходимые инструменты для повторной эксплуатации золотоносных пород Карибу прибудут на место вовремя.

По настоятельному совету Перро путешественники сохранили своих индейских лошадей.

– Видите ли, подобных коней, – говорил охотник, – не так-то просто найти, едва ли на сотню наберется четверка. Они крепки, словно стальные гвозди, послушны, как агнцы, могут долго обходиться без еды, а когда пустятся вскачь, то легко обставят и покусанного мухами лося. Берите их с собой в Мексику. Это – дикая страна, и, как вам известно, в ней нет железных дорог, там ходят дилижансы, поездки в которых многие путешественники-христиане приравнивают к восшествию в чистилище. А на этих лошадях вы всегда сможете сделать пятнадцать лье в день. Двигаясь примерно с той же скоростью, что и эти колымаги, вы зато будете сами себе хозяева.

Таким образом, лошади в третий раз были погружены в специальный вагон.

Друзья тепло обнялись и распрощались с Перро, взяв с него обещание, что если дела пойдут неплохо и Алексей соберется провести зиму у них в Бразилии, то канадец обязательно будет его сопровождать.

– Если только мы не свидимся еще раньше, – загадочно промолвил Перро и бросился бежать на пароход, чтобы скрыть охватившие его чувства.

Жак и Жюльен, взволнованные не меньше их товарища, вошли в вагон. Поезд отходил почти одновременно с судном, где уже разместили китайских рабочих и оборудование. Друзьям предстояло ехать до Аризоны-Сити, города, расположенного в восьмистах километрах южнее, при слиянии рек Хила и Колорадо, возле мексиканской границы.

Французы тронулись в путь на исходе дня и, перекусив в вагоне-ресторане, устроились на ночь. Жак сделал несколько заметок в своей записной книжке, Жюльен нанес проделанный ими путь на карту, и затем они улеглись спать.

Колея, по которой наши герои выехали из Сан-Франциско, огибает южную оконечность одноименного залива и, оставив позади Сан-Хосе и Найл, соединяется в Латропе, в двадцати километрах от Стоктона, с Тихоокеанской южной железной дорогой, заканчивающейся у мексиканской границы. От станции Латроп рельсовый путь следует вдоль реки Сан-Хоакин и, сохраняя неизменно направление на протяжении ста двадцати километров, по меньшей мере в пятидесяти местах пересекает десять правых притоков. В Визалии, крохотном поселке, затерянном среди болот возле озера Туларе, дорога сворачивает чуть в сторону и, пройдя около двадцати лье по ровной прямой, покидает зажатую между отрогами Сьерра-Невады и Береговых хребтов огромную долину, чтобы, спустя несколько поворотов, подойти к станции Кальенте – последней в преддверии ущелья Тачипи. По выходе из этой извилистой расселины, совершенно не пригодной на первый взгляд для прокладки железнодорожной линии, она вступает в пустыню Мохаве, простирающуюся вплоть до Рио-Колорадо, и, пробежав по прерии, каких много на Дальнем Западе, врезается в горную гряду Сан-Бернардино, являющуюся продолжением Береговых хребтов и соседствующую с бескрайними равнинами, подступающими с востока к Калифорнийскому заливу. Хотя средняя высота ее и так не превышает тысячи метров, эрозия ни на день не прекращает своего разрушительного действия.

Проснувшись на рассвете, Жак и Жюльен с интересом созерцали постоянно изменяющийся пейзаж. Пройдя по вызывающей головокружение обрывистой кромке горной дороги, поезд дважды проскакивал ущелья и мчал теперь среди ухоженных полей пшеницы и кукурузы, плантаций табака, хлопка и сахарного тростника, виноградников, посевов конопли и льна. А потом появились и чудесные сады с множеством апельсиновых деревьев, усыпанных цветами и плодами.

Машинист позвонил в колокол, и поезд, сбавив скорость, покатил не спеша по улицам хорошенького городка, между низкими домами из необожженного кирпича. Это был Лос-Анджелес, административный центр одноименного округа, насчитывающий восемь с половиной тысяч жителей. Как объяснил Жюльен своему другу, сей населенный пункт примечателен лишь тем, что он – последний расположенный на территории Соединенных Штатов город, лежащий на их пути, ибо Аризона-Сити, в восьмидесяти лье отсюда, вряд ли может быть причислен к городам.

Затем поезд снова понесся по долине. Обработанные поля вскоре уступили место печальной растительности нетронутых почв. Повсюду – верески, карликовые каштановые деревца, узловатые дубки да кустарник, именуемый индейцами мазаниллой и дающий мелкие плоды, напоминающие вкусом яблоки и используемые местным населением для приготовления напитка, сходного с сидром. И никаких следов жилья, – лишь маленькие станции, где машинист пополнял запасы воды и топлива.