Синдикат - Дина Рубина
Шрифт:
Интервал:
На площади перед Домским собором, на помосте под огромнымнавесом шла репетиция оркестра с хором и органом, которым дирижер управлялчерез переговорное устройство на поясе…
Я сидела за столиком одного из кафе напротив и наблюдала,как дирижер приплясывает перед оркестром. Со своей палочкой он казался ткачом,ткущим какое-то гигантское одеяние для голого короля: привставал на цыпочки,заносил руку и втыкал палочку в воздух, как казалось — в совершенноопределенную точку, которую прекрасно видел. Да так оно и было. Эта точка была:5-й такт от буквы С у вторых сопрано. Он привставал, втыкал иглу дирижерскойпалочки, и за нею тянулась длинная радужная нить голосов…
Потом я добрела до знаменитого рижского рынка в огромныхангарах, где раньше держали дирижабли, и с час бродила под высоченными, какнебо, пузатыми стеклянными сводами, ощущая себя Ионой в чреве гигантскогопрозрачного кита, любуясь роскошью морских рядов, кипящих рыбьим серебром, икоралловой пупырчатой губкой щупалец, перламутром форели и розовой мякотьюсемги…
К вечеру я устала, но все-таки положила себе побывать наулице Алберт — в местном путеводителе было написано, что чуть ли не все дома в«югендштиле» спроектировал и построил на ней отец режиссера Эйзенштейна.
Я шла на улицу Алберт и по пути рассматривалавитрины, — одно из скрываемых мною, любимых времяпровождений, — ипочти сразу наткнулась на узкое высокое окно антикварной лавки. И, конечно,сразу вошла…
Я время чувствую через предметы, просто вижу несметноеколичество пальцев, прикасавшихся к какой-нибудь десертной ложке или настольнойлампе. Никогда не ухожу из такого магазина, не купив, как говорит мой муж, «ещекакой-нибудь ненужной дряни»… Возможно, в этом выражается моя, — дочери ивнучки эвакуированных в Ташкент нищих, — тоска по родословной, понастоящему отцовскому дому, по семейным вещам, с которыми связана жизнь многихпоколений родни…
Словом, я вошла и прилипла к прилавку и к полкам, долго топталась,просила дать подержать мне то одно, то другое, прислушивалась к тоненькойниточке тепла, которая тянется из такой вещицы, и, наконец, купила две из них:десертную ложку в форме распустившегося лепестка и странную вилочку, замкнутуюна концах, как решетка, — вероятно, ей предназначалось доставатькакие-нибудь шпроты из банки… Прежде чем уплатить в кассу, я, сняв очки иприблизив глаза к предмету, пристально изучила все царапины, даты, клеймо.Тридцать третий год прошлого века… Догадываюсь — откуда попадают подобные вещив подобные магазины. Фамильное добро не выносят обычно из дома… Вот только еслионо достается из ограбленной квартиры соседей, угнанных в гетто, илирасстрелянных в том лесу, где сегодня так упорно молчал Эфраим… Только когдаони валяются по дому, слишком напоминая, — или уже ничего не напоминая —второму и третьему поколению…
Я уплатила, огляделась вокруг…
— Покажите вон ту шляпку, пожалуйста…
Девушка подала мне с полки маленькую черную — раковиной —шляпку с лоскутом вуали.
— Нет, мне такие не идут, — сказала я, — мнеидут широкополые…
— А мне кажется, пойдет, — сказала она. —Почти такую же недавно купила одна известная дизайнер, просто для прикола… Выпримерьте, вот тут резинка…
Я надела шляпу — кажется, их называли «таблеткой», и сквозьвуаль взглянула на себя в зеркало. На противоположной стене за мной виселачерная эсэсовская форма. Вероятно, их тоже кто-нибудь покупал для прикола…
И тут со мной это стряслось. Мгновенно и ясно и как-торельефно я УВИДЕЛА в зеркале, как шляпку сбивает прикладом солдат с головыстарой дамы в колонне, которую гонят улицей Адольфа Гитлера в рижское гетто… Яразглядела ворсинки на ее сером пальто с покатыми плечами и длинным регланом иуспела увидеть, как далеко откатилась шляпа, и как наступил на вуалетку сапог…
Я вскрикнула, сорвала ее с головы и дрожащей рукой положилана прилавок…
— Н-нет… — сказала я, стараясь не глядеть напродавщицу. — Нет, мне не идет такой фасон… Даже для прикола…
Вышла из этой страшной лавки, пропитанной густым и прожженнымпрошлым, как курилка — сигаретным дымом, и — не слышала я сегодняпредостережений! — после всего этого все же повлеклась на улицу Алберт, внадежде отвлечься…
И отвлеклась.
Завернув за угол и прочитав название улицы, убедившись, чтодошла, я натолкнулась на бородатого человека с жестяным рупором, который,смерив меня взглядом, спросил деловито:
— Вам здесь пройти нужно? Ну, идите, пока еще можно… Онпосторонился, и я ступила на щербатую мостовую прошлого века, выпирающую горбомв середине улицы и покатую к тротуарам… Поодаль стояла извозчичья пролетка, наоблучке которой сидел и пощелкивал кнутом дядька в картузе… Я оцепенела,замедлила шаг, но остановиться не могла, ибо мимо обветшалых домов свеликолепными фасадами в стиле модерн меня тащило, влекло, манило в сумеркахмерцание длинных белых платьев на дамах, гуляющих по мостовой, и белых костюмовна двух господах… А на тротуаре стояли три гимназистки в коричневых платьях соборочками, и над ними возвышалась дородная дама в точно такой шляпке с вуалью,которую я примеряла четверть часа назад в лавке старья… Прямо на меня шлаторговка в белом фартуке с корзиной бубликов на голове, ее окликнул пожилой, вбакенбардах, господин с тростью… Пробежал мальчик в картузе, с пачкой газет«Въдомости» в руках, два религиозных еврея в традиционных одеждах шли столстыми книгами под мышкой, углубленные в какую-то важную беседу…
Я шла мимо дома сэра Исайи Берлина с двумя лежащимисфинксами с лицами пожилых евреек, шла среди прекрасных призраков прошлого,мечтая, чтобы эта мистическая улица длилась и длилась в сумерках, шла и думала:— уничтоженный мир европейского еврейства, — вот, поистине, часть коленизраилевых, потерянных невозвратимо в середине прошлого века…
— Внимание! — грохнул над моей головой жестянойголос. — Посторонних просим покинуть съемочную площадку!.. Всемприготовиться к дублю!..»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Позвонила Марина и сказала безмятежно:
— Представляешь, в окно нашей кухни стреляли… Ну, неахай. Не ахай! Ну, какая милиция, что ты! Это только ты преследуешь несчастныхшизофреников… Так, какой-нибудь алкоголик шмальнул на спор из дома напротив.Или, может, привиделось ему чего… А Пушкин-то у нас как раз на кухне сидит, вкресле у окна. Серега говорит: уберите поэта, пока его не настигла пуляДантеса…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы договорились встретиться в нашем любимом армянскомресторане «Старый фаэтон». Обычно мы спускались в винный бар, который помещалсяв огромном, пыточного вида, сводчатом подвале. Армяне его почистили, украсилинесколькими старыми колесами от бричек, поставили крепкие дубовые столы истулья. Две мощные колонны подпирали высокие беленые своды.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!