Россия и Южная Африка. Наведение мостов - Аполлон Давидсон

Африканеры надеялись на то, что признание Советским Союзом недостатков своей системы заставит и АНК и СВАПО отказаться от своих «коммунистических» устремлений. Кобус Мейринг говорил на съезде Национальной партии в 1988 г.: «Мы приветствуем новый реализм СССР, но… идеологии коммунизма нет места в Южной Африке… Слабое положение, в котором оказался СССР, доказывает банкротство этой идеологии… Южная Африка никогда не подчинится коммунизму. СССР должен понять это, если он хочет играть позитивную роль в стабилизации на Юге Африки» [1132] .

Их стремления сводились к тому, чтобы СССР оказал давление на своих союзников – Кубу и Анголу – в ходе переговоров по ангольско-намибийскому урегулированию. Встречи советских и южноафриканских дипломатов во время переговоров давали надежду на налаживание отношений за рамками ангольско-намибийской тематики. Отношения с СССР, пусть даже не дипломатические, в конце 1980-х годов были бы для ЮАР пропагандистским прорывом. Режим находился к тому времени в политической изоляции, и любое слово от традиционного противника, которое можно было истолковать как поощрение или поддержку, повторялось с высоких трибун и тиражировалось близкими к правительству СМИ. В парламенте депутат от Национальной партии говорил: «Нас обвиняют в том, что мы не даем 26 миллионам черных, оппозиционно настроенных по отношению к апартхейду, возможности участвовать в процессе принятия решений в Южной Африке… Но сегодня утром газеты сообщили, что представитель советского блока на праздновании 25-летия Комитета против апартхейда в ООН признал в присутствии Бусака и Туту [1133] , что ситуация в Южной Африке далеко не та, что была двадцать пять, десять или даже пять лет назад… В Южной Африке произошли значимые и видимые перемены» [1134] .

Установление экономических и торговых отношений с СССР представляло, пожалуй, наименьший интерес для ЮАР в те годы, хотя о них и упоминали. Те связи, которые действительно были важны для южноафриканской экономики, существовали и при отсутствии дипломатических и иных политических отношений. Прочие же ниши в структуре внешнеэкономических связей ЮАР были прочно заняты, и пересматривать установившиеся связи никто не собирался.

Иными словами, СССР был нужен южноафриканскому правительству только как союзник борцов против апартхейда, имевший вес и способный оказать на них влияние, которое можно было бы использовать в своих интересах. Уверенности в том, что СССР захочет и сможет оказать такое влияние на АНК, СВАПО, кубинцев и других своих союзников, у правящих кругов ЮАР не было даже при том, что их представление о возможностях этого влияния было сильно преувеличенным. Руководство Национальной партии рисковало: угроза справа была реальной. Но игра стоила свеч.

Большую часть своей речи в парламенте 3 мая 1989 г. министр иностранных дел Рулоф Бота посвятил СССР. О советской позиции по Югу Африки он сказал: «Мне безразлично, по каким причинам Россия выходит из региональных конфликтов… Почему меня должно волновать, что послужило этому причиной – неудачи этой политики или стремление усовершенствовать коммунизм? Для меня важно, что сейчас возникла ситуация, в которой Россия, очевидно, понимает – в своих собственных интересах, не из любви ко мне, – что она должна сказать этим террористическим организациям [1135] : „Послушайте, это конец пути. Сезон закончился… Политическим проблемам нужны политические решения, и никакого насилия больше…“… Наша страна заинтересована, чтобы Советский Союз поговорил с АНК и сказал прямо, что время насилия прошло и что с ним нужно покончить. Я полагаю, что они останутся друзьями, что они [СССР. – А. Д., И. Ф. ] будут продолжать симпатизировать АНК и думать, что АНК – в большинстве и должен управлять Южной Африкой. Но насилие должно прекратиться. Кто может возражать против этого?… Я не говорю, что они это сделают, но если они готовы пойти на это, я не думаю, что у кого бы то ни было могут быть возражения. Если мы можем продавать наши товары России, никто не может возражать и против этого… Ситуация такова, что американцы все еще угрожают нам санкциями… Определение политики на основе цвета кожи – прошлое. Этот сезон тоже закончился» [1136] .

Даже если бы СССР не играл никакой активной роли на Юге Африки и не пытался воздействовать на своих союзников, одно только его самоустранение уже было бы в интересах правящих кругов ЮАР. На протяжении 1988–1989 гг. Национальная партия неоднократно предлагала АНК отказаться от союза с коммунистами. В июне 1988 г. П. В. Бота даже предложил анковцам вернуться в страну на условии отказа от вооруженной борьбы и союза с коммунистами [1137] . Он вряд ли верил, что АНК пойдет ему навстречу, так же как и АНК вряд ли верил в его добрые намерения. Но без перемен в СССР такие предложения были бы немыслимы.

Столь прагматичный подход руководства ЮАР к переменам в СССР не означал, что интерес к нашей стране, существовавший в это время и в южноафриканском обществе, и в правительственных кругах, не был искренним. Это было время первых взаимных контактов, первых визитов, первых попыток понять другую сторону. Время, когда события и в Советском Союзе, и на Юге Африки были одной из главных тем международной политики. В упомянутой выше речи Р. Бота говорил даже не столько о южноафриканской политике СССР, сколько о происходящих там событиях. Цифры и факты, пересказ и оценка происходившего, цитаты из С. М. Горбачева, Н. П. Шмелева, сравнения с реформами Петра I, рассуждения о состоянии советской экономики и национальных отношений, реакция Маргарет Тэтчер и Ричарда Никсона на перемены в СССР, попытка заглянуть в будущее нашей страны.

Никогда – ни до, ни после короткого периода конца 1980-х – начала 1990-х годов – внутренней ситуации в СССР или России не придавали в ЮАР такого значения и столько о ней не говорили. И это не случайно. Значимость событий в СССР для Южной Африки была тогда в ЮАР общепризнанной. «Гласность, независимость Намибии и новый реализм африканских стран необратимо изменили лицо южноафриканской политики», – говорил Глен Бабб, один из руководителей южноафриканского МИД, во время визита в Лондон [1138] . А в интервью советскому журналу «Новое время» Рулоф Бота хвалил «ежедневные проявления стремления [СССР. – А. Д., И. Ф. ] разрешать мирными средствами все региональные конфликты, включая южноафриканский вопрос». «Именно это упорство советских политиков, – заявил он, – позволило нам освободить Нельсона Манделу и легализировать АНК и ЮАКП. Надеюсь, что я достаточно четко объяснил, почему я думаю, что перестройка оказала решающее воздействие на внутренние события в Южной Африке» [1139] . В интервью этому же журналу де Клерк говорил, что верит в искренность Горбачева и что прежде он заблуждался относительно политики СССР [1140] .

Но интерес к переменам в СССР включал и элемент самообмана: руководству ЮАР казалось, что, избавившись от бремени советского влияния на АНК, оно легко разрешит внутренние проблемы своей страны наиболее выгодным для себя способом. В конце своей знаменитой речи, объявив об освобождении Манделы и о снятии запрета на АНК, ПАК, ЮАКП и другие политические организации, де Клерк сказал: «События в Советском Союзе и Восточной Европе… ослабляют возможности организаций, которые прежде получали большую поддержку из этого региона. Деятельность организаций, запрет на которые теперь отменяется, больше не представляет такой угрозы внутренней безопасности, которая первоначально сделала введение запрета необходимым» [1141] .