Голливудская трилогия. В 3 книгах. Книга 2. Охотники за удачей - Гарольд Роббинс

— Пока, — сказал он наконец.

— До свидания, мистер Боннер, — вежливо ответила Дженни.

Я кивнул ему, и он вышел.

— Теперь мне можно сесть? — спросила Дженни.

— Пожалуйста.

Она села и стала молча наблюдать за тем, как я просматриваю бумаги. Предварительный бюджет, Боннер прав: фильм будет дорогой.

— Мне обязательно выглядеть так, как она? — тихо спросила Дженни.

— Что?

— Мне обязательно выглядеть так, как она?

— А почему ты спрашиваешь?

Она пожала плечами.

— Даже не знаю. Странно. Такое чувство, что я больше не я. Словно я — призрак.

Я промолчал.

— Ты просто увидел на той пробе Рину Марлоу?

— Она была лучшим явлением кино.

— Знаю, — медленно проговорила она. — Но я — не она. И я никогда не смогу стать ею.

— За две тысячи долларов в неделю ты станешь тем, кем я велю тебе стать.

Дженни не ответила. По ее замкнутому лицу невозможно было узнать, о чем она думала.

— Помни об этом, — сказал я. — Тысячи таких же, как ты, приезжают в Голливуд каждый год. Мне есть из кого выбирать. Если тебе это не по вкусу, можешь вернуться к своему прежнему занятию.

Она насторожилась. Не помешает, если она будет меня побаиваться. Слишком уж она самоуверенна.

— Боннер рассказал тебе обо мне?

— Ни слова. Ты сказала мне все, что мне было нужно. Девушки вроде тебя стараются понравиться какому-нибудь продюсеру. Тебе повезло. Не порти дела.

Она вздохнула, и ее настороженность исчезла. Вдруг она улыбнулась.

— Ладно, как прикажет господин.

Я подошел к ней и притянул к себе. Ее губы были мягкими и теплыми. Она закрыла глаза. И тут зазвонил проклятый телефон. Звонил Макалистер из Нью-Йорка.

— Сыщики нашли Уинтропа, — сообщил он.

— Отлично. Свяжись с ним и скажи, чтобы он явился сюда.

— Они сказали, что он вряд ли приедет.

— Тогда позвони Монике и попроси переговорить с ним. Ее он послушает.

— Уже звонил. Она выехала поездом в Калифорнию. Если он тебе нужен, говори с ним сам.

— Я слишком занят, чтобы возвращаться в Нью-Йорк.

— Тебе незачем возвращаться в Нью-Йорк. Амос в Чикаго.

— В Чикаго? Ну, тогда, наверное, мне все-таки придется поехать за ним.

Я бросил трубку и взглянул на Дженни.

— Уже уикенд, — сказала она. — Я свободна. А Чикаго — отличный город.

— Поедешь со мной?

Она кивнула.

— Мы полетим, да?

— Вот это я понимаю, — сказала Дженни. — Целый самолет в нашем распоряжении.

Я оглядел салон самолета, который предоставил мне Баз, когда я позвонил ему и сказал, что мне нужно лететь в Чикаго. Я глянул на часы: почти девять. Я перевел стрелки на два часа вперед на чикагское время и почувствовал, что слегка заложило уши. Мы начали снижаться.

— Здорово, должно быть, владеть авиакомпанией, — сказала Дженни.

— Да, удобно, когда срочно нужно куда-нибудь попасть.

— Не понимаю.

— Чего ты не понимаешь, девочка?

— Тебя. Ты сбиваешь меня с толку. Большинство мужчин мне понятны. Они постоянно следят за игрой и подсчитывают очки. А ты не такой. У тебя уже есть все.

— Не все, — возразил я. — Впрочем, мне достаточно того, что есть.

Ее глаза потемнели.

— А если мы рухнем?

Я прищелкнул пальцами.

— Ну и черт с нами.

— И все?

— И все.

Она посмотрела в иллюминатор и снова повернулась ко мне.

— Наверное, я действительно в каком-то смысле твое имущество.

— Я имел в виду не тебя, — ответил я, — а этот самолет.

— Знаю, но все равно это так. Ты действительно владеешь каждым, кто работает на тебя, даже если сам так не считаешь. Это определяют деньги.

— Деньги определяют многое.

— Тогда почему бы не купить себе на них пару ботинок?

Я взглянул на свои ноги в носках.

— Не волнуйся, — сказал я. — У меня есть ботинки. Они где-то в самолете.

Она засмеялась, потом снова стала серьезной.

— Деньги могут купить время. Они позволяют тебе переделывать людей так, как тебе хочется.

Я поднял бровь.

— А я не знал, что ты не только актриса, но и философ.

— Ты еще не знаешь, актриса ли я.

— Постарайся быть, — сказал я. — Иначе я буду глупо выглядеть.

Ее глаза оставались серьезными.

— А тебе бы это не понравилось, да?

— Это никому не нравится. А я такой же, как все.

— Тогда зачем ты это делаешь, Джонас? Тебе ведь не нужны деньги. Почему тебе хочется снимать картины?

Я откинул голову на подголовник.

— Может быть, потому, что хочу, чтобы меня запомнили не только как производителя пороха, самолетов и пластмассовой посуды.

— А ведь по этому тебя будут помнить дольше, чем по кинофильму.

— Правда? — повернул я голову к ней. — Вот скажи, чем тебе запоминается мужчина? Тем, что он вызвал в тебе волнение, или тем, что он построил самое высокое в мире здание?

— Ты помнишь все. Если это сделал он.

— Ты и в самом деле философ! Я и не думал, что ты так хорошо понимаешь мужчин.

Она засмеялась.

— Я ведь женщина. А мужчина — это первое, что мы пытаемся понять.

Самолет коснулся земли. Я невольно подался вперед, готовясь компенсировать подскок. Странная вещь привычка. Ты сажаешь самолет, даже если не держишь штурвал.

Дженни поежилась и запахнула тонкое пальто. Я заметил, что земля покрыта снегом.

Шофер почтительно взял под козырек.

— Ваша машина, сэр.

В автомобиле Дженни еще дрожала от холода.

— А я и забыла, как холодно бывает зимой, — сказала она.

Через сорок минут мы были в отеле. Администратор встретил нас у входа.

— Рад снова видеть вас, мистер Корд. Ваш номер уже готов. Нас предупредили, что вы едете.

Он щелкнул пальцами, и лифт приехал как по волшебству.

— Я позволил себе смелость заказать для вас горячий ужин, мистер Корд.