В никуда - Нельсон Демилль

– Вижу. И это где-то там?

– Да. На фут правее среднего садового фонаря. Земля такая жирная, что я могла копать рукой.

– Понятно. Заберу его перед тем, как мы уедем.

– Заберу его я.

Я не ответил.

Мы стояли в саду и смотрели на реку. В этот час, кроме нас, там никого не было. А потом повернулись и пошли к отелю.

В вестибюле я справился насчет сообщений. Мне пришло целых два. Я расписался в получении.

Мы поднялись на лифте в мой номер, и я рухнул в кресло.

– Господи, старею.

– Ты в прекрасной форме. Вскрывай конверты.

Сначала я распечатал тот, что был меньше, и прочитал: Завтра утром вам надлежит отметиться в иммиграционной полиции.

– А поводок не такой уж длинный, – заметила Сьюзан.

– Достаточно длинный, – отозвался я. – Если бы они разозлились на самом деле, то давно бы сидели здесь.

– Не забывай, сегодня канун Нового года. А что в другом конверте?

Я вскрыл большой пакет и вынул из него факс. Он оказался от Карла, и я прочитал текст про себя: Дорогой Пол, возможно, в прошлом письме я выразилась недостаточно ясно. Ты определенно должен порвать эту связь. Пожалуйста, успокой меня, сообщи, что ты это сделал. И подпись: Любящая тебя Кей.

Почему мне нравится пребывать в отставке – не надо исполнять ничьих приказов.

Далее следовал постскриптум: Привет от С. Увидимся в Гонолулу.

Не исключено, это чистая лажа, чтобы привести меня в чувство. Но в любом случае ситуация в отношении Сьюзан осложняется.

Сьюзан посмотрела на меня.

– От кого сообщение?

– От Кей.

– Все в порядке?

– Да.

– А по тебе не скажешь. Можно мне посмотреть?

– Нет.

Это ее как будто задело, обидело, вывело из себя.

Я встал, направился к лоджии, но на полпути повернулся и дал ей факс.

– От мисс Кей. Того же самого типа.

Сьюзан прочитала записку и протянула обратно.

– Думаю, что сегодня мне стоит спать в своей комнате.

– Да, наверное, так и надо.

Сьюзан поднялась, не колеблясь пошла к двери и закрыла за собой створку.

А я вышел на лоджию и стал смотреть на город по другую сторону реки. Праздничная иллюминация еще горела – в основном красная, как и должно быть в стране красных.

Я вспомнил семейство Фам и подумал, что от дыма и пожарищ войны над Вьетнамом нависло тяжелое облако и сеет на головы людей горе, недоверие, ненависть.

Хуже другое – это облако, или, как выражался Карл, тень войны, до сих пор омрачало и мою страну.

Поистине Вьетнам – это самое дурное, что случилось с Америкой в двадцатом столетии, но, наверное, справедливо и обратное утверждение. Зазвонил телефон, я вернулся в номер и поднял трубку.

– Алло?

– Хотела пожелать тебе спокойной ночи.

– Спасибо.

– Если с тобой что-нибудь случится и мы больше не увидимся...

– Сьюзан, не забывай, телефоны здесь ненадежны. Я знаю, что ты хочешь сказать, и сам только что собирался тебе позвонить.

– Хочешь, я к тебе приду?

– Нет. Мы оба устали и только поцапаемся.

– Хорошо. Где и когда мы встретимся завтра?

– В шесть, в ресторане. Я закажу тебе выпивку.

– О'кей. А если ты опоздаешь?

– Тут же отправь факс мисс Кей. Номер знаешь?

– Помню.

– Сообщи ей обо всех деталях. И не отходи от факса, пока передают сообщение, или иди в Главное почтовое управление.

– Я знаю.

– Не сомневаюсь. Ты же профи.

– Пол... Я не имела права расстраиваться по поводу того постскриптума. Извини.

– Проехали.

– Что есть, то есть. Мы сейчас и здесь. Я говорю правду.

Я не ответил.

– Вот что, – сказал я ей, – у меня был хороший день. С Новым годом.

– И у меня. И тебя тоже.

Мы повесили трубки. Итак, у меня любовные осложнения в недружественной стране на другом конце света, меня хотят то ли арестовать, то ли убить, сейчас четыре утра, спозаранку мне надо идти в полицию, а в час – на, возможно, опасное рандеву. Но по каким-то причинам ничто из этого меня не волновало. Не взволновало даже приключение на шоссе № 1 – убийство двух полицейских, возвращение к прошлому и все прочее.

Я узнал это ощущение – настрой на выживание. Сложности остались позади. Все свелось к единственному стремлению – как бы вернуться домой, в самый последний раз.

Новогодний перепой оказался не из самых тяжелых – приходилось переживать и похуже. Но никогда я не оценивал свое состояние в такую рань.

Я принял душ и оделся на успех – в синий блейзер, белую рубашку с пуговицами до пояса, свободные брюки цвета хаки и кроссовки с носками.

Выпил апельсинового сока из мини-бара, проглотил две таблетки аспирина и снадобье от малярии. Хорошо еще мне не дали капсулу с ядом – состояние было настолько поганым, что я бы съел и ее.

Потом спустился по лестнице, проигнорировал завтрак и направился за несколько кварталов от гостиницы на улицу Бенге, где располагалась иммиграционная полиция.

Стояло сырое прохладное утро, облака поднялись, на тротуарах почти никого – только мусор со вчерашнего вечера.

Я подумал, не позвонить ли Сьюзан, но иногда краткие расставания только на пользу. Вот с Синтией мы больше были в разлуке, чем виделись, а прекрасно ладили. Ну если не прекрасно, то вполне нормально.

В маленьком фойе блочного здания полиции сидел коп в форме.

– Что надо? – спросил он меня по-английски.

Чтобы не ставить придурка в неловкое положение, я не стал отвечать, а протянул ему документ Манга. Он прочитал, поднялся и исчез в начинавшемся за его спиной коридоре.

А минутой позже появился, выдавил из себя "комната" и показал два пальца. Я ответил ему тем же миролюбивым знаком и вошел в маленький кабинет номер два, где за столом сидел человек примерно моего возраста и мучился с перепоя явно сильнее, чем я.

Он не пригласил меня сесть, а некоторое время просто разглядывал. Я тоже поднял на него глаза, и между нами проскочила искорка неприязни.

На его столе лежали ремень и кобура с девятимиллиметровым "чикомом". Ни в одном полицейском участке Америки вы бы не увидели так близко оружия. А здесь все копы самонадеянные ротозеи. И еще меня разозлило, что он заставил меня стоять.