Генералиссимус Суворов. "Мы русские - враг пред нами дрожит!" - Арсений Замостьянов

Бой на Чёртовом мосту 14 сентября 1799 года. Художник А. Е. Коцебу

К девяти часам утра Массена сумел без существенных потерь переправить через Лимат 15-тысячный корпус, командование которым он поручил своему начальнику штаба, генералу Удино. Генерал Менар с одной бригадой из собственной дивизии, по замыслу Массена, осуществлял отвлекающую, демонстративную переправу у Фрейденау. Генерал-майор Дурасов, в распоряжении которого было около 6 000 войск, двинулся к Фрейденау, не придя на помощь к Маркову. Менар даже перевыполнил задачу: ему удалось переправиться и на весь день отвлечь силы Дурасова. Именно на генерала Дурасова обрушится гнев Суворова, его полководец назовёт главным виновником тяжёлого поражения при Цюрихе: «Поелику занят будучи одной лишь канонадой и угрожением переправы, не поспешал соединиться с прочими войсками, в бою бывшими». Конечно, такая картина подкреплялась донесениями Римского-Корсакова, которому всё-таки удалось сохранить остатки суворовского расположения. Император в рескрипте от 14 октября выскажет мнение, что Корсаков ошибся, не поддержав войсками отряд Дурасова, и попросил Суворова проанализировать действия Корсакова и других русских генералов в роковые цюрихские дни. Александр Васильевич Суворов, в душе имевший немало претензий к Корсакову, перед императором будет защищать хорошего друга своего приятеля принца Кобургского… Но вернёмся к обстоятельствам невесёлого русского бабьего лета под Цюрихом.

Когда Удино принимал командование над переправившимися через Лимат и уже почувствовавшими вкус победы войсками, генерал Римский-Корсаков со своими основными силами (до 13 000 человек) находился у реки Зиль. Он принял решение расширить фронт, отослав пятитысячный отряд генерала Горчакова в район Воллисгофена. Там Горчакову противостояла бригада генерала Друэ, выдвинутая Мортьё. Друэ удалось быстрым наступлением рассеять русские аванпосты, но превосходящие силы Горчакова оттеснили его, заставили спешно ретироваться. Друэ был отброшен через Зиль, а войска Горчакова преследовали его до горы Ютли. Массена бросил на поддержку отступавших сил Мортьё дивизию Клейна. Атака Горчакова захлебнулась, ему пришлось отступить за Зиль и примкнуть обратно к основным силам Римского-Корсакова. А войска Удино почти беспрепятственно наступали к Цюриху со стороны Цюрихской горы – и это наступление было для Римского-Корсакова олицетворением неумолимого рока. Русский генерал послал войска через Цюрих к горам, но удержать наступления Удино не успел.

К вечеру Римскому-Корсакову приходилось подумывать уже об отступлении с минимальными потерями. От Готце вернулись посланные ранее к нему Римским-Корсаковым русские батальоны, а вместе с ними – и войска Бахмана, отряженные Готце в помощь русским. Французы отступили с гор, оставаясь на правом берегу Лимата. Массена направил к Римскому-Корсакову парламентёров с предложением капитулировать, которое русский генерал с жаром отверг. Римский-Корсаков получает известие о поражении австрийцев при Линте и собирает военный совет. Генерал-лейтенант барон Остен-Сакен, не уступавший Корсакову ни в звании, ни возрастом, предложил держаться до прибытия войск Суворова, который, как это было известно в Цюрихе, пробивался через Сен-Готард. Но командующий Корсаков принял решение оставить Цюрих и двигаться к берегам Рейна, сохраняя возможности маневрировать против Массена.

Ранним утром 15 сентября русские войска атаковали позиции французов на правом берегу Лимата. Им удалось оттеснить неприятеля, расчистив дорогу на Винтертур и Эглизау. Массена тем временем перестраивал свои войска для занятия Цюриха. Его войска были разобщены, и следовало опасаться прорыва главных сил Римского-Корсакова. До полудня шёл бой русских частей с войсками Удино. Римский-Корсаков начал общее отступление армии, которая ещё не была раздроблена новым наступлением французов. Отступление фланговым маршем на глазах у неприятеля было мероприятием рискованным до самонадеянности. Во главе колонн отступающего корпуса шла пехота, за ней – кавалерия, а замыкали движение обозы. Артиллерия (не менее 100 орудий по оценке Клаузевица, 60 – по оценке Милютина) двигалась параллельной колонной, прикрывая пехоту и кавалерию от настойчивых атак противника.

Многие указывали на оплошность Римского-Корсакова: приняв решение об отступлении, он не отослал обоз рано утром, чем значительно облегчил задачу атакующих французов… Пожалуй, это можно объяснить только сомнениями генерал-лейтенанта, который не исключал возможности переменить решение и в случае удачного исхода сражений остаться в Цюрихе. Артиллерию, которая прикрывала отход войск, Римский-Корсаков отдал в жертву противнику, заслужив язвительный комментарий Клаузевица: «Армия, теряющая всю свою артиллерию, тем самым как бы бросает знамёна своей части в растоптанную грязь по дороге своего бегства». Будущий граф Милютин уточняет Карла фон Клаузевица: была потеряна не вся артиллерия, а 26 орудий из 60, а также весь зарядный ящик, весь обоз и палатки. В любом случае приходится признать, что атаки французов весьма эффективно перерезали колонны отступавших: врезавшись в колонны, они сделали невозможным продвижение артиллерии и обозов.

Когда Римский-Корсаков с основными силами уже отступал через Бюллах на Эглиазау, французы ворвались в Цюрих. Это случилось после часа пополудни. В городе оставались до 600 человек русских солдат – караульных и отставших. Они приняли бой – и все были перебиты либо пленены. Не менее восьми тысяч человек убитыми и ранеными потерял под Цюрихом Римский-Корсаков. Современный исследователь интересно рассказал о семи потерянных под Цюрихом знамёнах, за которые русские герои дрались не щадя живота своего: «Мушкетерские Генерал-лейтенанта Пржебышевского (Курский) и Генерал-майора Измайлова (Шлиссельбургский) полки потеряли по 1 ротному (цветному) знамени обр.1797 г., мушкетерский Генерал-Майора Тучкова l-ro (Севский) – 2, а мушкетерский Генерал-майора Маркова 1-го (Муромский) – 1 полковое (белое) и 2 ротных (цветных) знамени обр.1797 г. 14-го числа 1 – я мушкетерская рота Муромского полка с белым полковым знаменем тщетно пыталась пробиться сквозь неприятельские ряды. Один знаменщик был убит, его сменил унтер-офицер Деликамов, но и он, тяжело раненный, вскоре свалился без чувств; знамя взял прапорщик Тихановский 1-й, который также был ранен в голову и передал полковую святыню рядовому Емельянову; последнему удалось незаметно скрыться со знаменем в соседний лес. В пути на него, безоружного, напал французский солдат, но в то время, как враг уже занес над мушкетером штык, Емельянов ударил его древком по голове с такой силой, что француз свалился замертво. Оторвав от древка полотнище и спрятав его на груди под кафтаном, Емельянов отправился разыскивать своих, но, не зная местности и языка, он около двух недель бродил по лесам и полям, питаясь овощами и кореньями, пока не попал в руки французского патруля. Отправленный военнопленным во Францию, Емельянов более года хранил знамя у себя на груди, затем в 1801 году, по освобождении из плена, представил знамя в полк. За этот подвиг он был произведен в прапорщики. Остальные два знамени попали в плен. На следующий день знамёна потеряли прочие полки. Известны имена французских солдат, взявших в плен русские знамена: лейтенант Жан-Ноэль Кошеле из 102-й линейной полубригады и марешаль де ложи Анри Стеффен из 17-го драгунского полка» (Шевяков Т.Н. Потери знамен и штандартов Российской Императорской армии в 1799–1917 гг.).