Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор - Алексей Георгиевич Тепляков

в станице Антоньевской части производят насилие над казачками», и требовал, чтобы начдив Ф. И. Архипов предал виновных суду трибунала, а командиров частей отдал под суд за бездействие[1661]. Но вряд ли Архипов выполнил это распоряжение. Недаром военный инструктор при штабе 6‐й Горно-степной дивизии Архипова в марте следующего года сообщал о бесчинствах партизан, чьи командиры, боясь лишиться постов, «…потворствовали дурным поступкам темных личностей… <…> Пьянства, мародерства и насилия над женщинами были нередкими явлениями. Не говоря уже о казачках, которых партизаны… считали почти военным призом»[1662].

Не лучше относились к слабому полу бойцы Западно-Сибирской крестьянской красной армии Мамонтова. Осенью 1919 года при взятии станции Аул партизаны насиловали женщин, что, вслед за белой прессой, признавал и И. В. Громов. Он же зафиксировал факты многочисленных партизанских бесчинств и при захвате станции Рубцовка, когда командир роты 2‐го Славгородского полка Сыромятников «(из мамонтовской группы)… изнасиловал жену железнодорожного рабочего Филимонова и пристрелил ее»[1663]. При этом комбат С. М. Жариков в ответ на жалобу арестовал Филимонова и собирался судить за шпионаж. Член следственной комиссии Главштаба М. К. Бочаров освободил рабочего, арестовал Сыромятникова, но встреченный по пути помощник главкома Р. П. Захаров насильника отпустил. Начальник Главштаба Ф. И. Архипов приказом от 21 сентября объявил Жарикова арестованным и отстраненным от командования, а также грозил судом Захарову за неисполнение решения штаба об аресте Сыромятникова. Но Мамонтов всех защитил, ибо сам не только пьянствовал, но и приставал к женщинам[1664].

Массовыми изнасилованиями были отмечены похождения отрядов Г. Рогова, Е. Мамонтова, П. Щетинкина, Я. Тряпицына, причем центрами оргий становились штабы (как и штабы Будённого с Думенко). В июле 1919 года енисейские партизаны А. Д. Кравченко, захватившие село Верхнеусинское Минусинского уезда, бесчинствовали и в окрестностях: в хуторе по реке Золотой они вырезали два семейства с детьми, всего девять человек, включая восьмилетнюю девочку (причем три дочери Чиркова перед убийством были изнасилованы)[1665]. В селе Салбе того же уезда соратники Щетинкина прямо в его штабе по очереди изнасиловали беременную жену убитого ими казака[1666].

Писатель В. Я. Зазубрин, побывавший в Кузнецке несколько лет спустя после роговского погрома в декабре 1919 года, писал, что редкая женщина в городе смогла избежать гнусного насилия. О массе изнасилований в городе сообщала и чекистская информационная сводка[1667]. Роговцы врывались в дома и уводили с собой женщин и девочек, отдавая их на зверскую потеху, в том числе прямо в своем штабе. В мемуарах сохранились имена некоторых жертв: «18-летнюю учительницу Инну П., дочь одного из сожженных в соборе попов, вызвали „по срочному делу“ в штаб и там насиловали. Она заболела нервным расстройством. 19-летнюю девушку Поласухину насиловали у нее на квартире. Девушка едва не сошла с ума и вскоре умерла от потрясения. 52-летнюю вдову тюремного чиновника Сычёву также насиловали на квартире»[1668].

Полную волю своим сексуальным порывам давала орда Я. И. Тряпицына. Привыкшие к отвратительным вакханалиям, тряпицынцы в захваченном селе Сусанино согнали всех девушек в одно помещение и изнасиловали, после чего хотели сжечь своих жертв живьем, но тех отбили другие партизаны[1669]. Адъютант тряпицынского командира Биценко показывал, что в селе Керби «19 июня [1920 года] отряд Биценко во главе с ним арестовали трех женщин[,] увели в кусты[,] где и износиловали всей командой, после чего [женщины] были посажены на катер, увезены, расстреляны и брошены в воду. <…> Биценко и Боголюбский изнасиловали двух женщин прямо в штабе»[1670]. Показания 16-летней Анны Михалёвой свидетельствуют, что Биценко заставил девушку сожительствовать с ним под угрозой расстрела и думал о ликвидации надоевшей супруги: «Биценко мне говорил, что [„]ты поезжай на Керби и пошли жену мою ко мне, я ее расстреляю[“]»[1671].

Партизаны часто насиловали малолетних (либо предпринимали такие попытки), затем нередко убивая их. Действовавший в Бийском уезде партизанский вожак И. Я. Огородников вспоминал, что среди толпы арестованных партизанами М. З. Белокобыльского видел «оборванную девочку», и давал понять, что она вместе с остальными зарубленными арестантами стала жертвой террора[1672]. Знаменитая оперная певица Вера Давыдова пережила тряпицынщину в 14-летнем возрасте и рассказывала николаевскому краеведу В. И. Юзефову, что после эвакуации ее тут же схватила группа партизан, силой отделив от родителей, якобы для отправки в «штаб». Крики матери привлекли одного из партизанских главарей, который узнал в кричавшей свою бывшую учительницу и решительно вмешался[1673].

Охота на девочек, девушек и женщин, заканчивавшаяся не только изнасилованиями, но и жестокими убийствами, особенно была характерна для погрома в Николаевске-на-Амуре и последующих тряпицынских бесчинств. Командир корейской роты Рыжев изнасиловал дочь рыбопромышленника Райцына, после чего ее и всю семью с детьми утопили в Амуре. Видный тряпицынец признавал, что в Керби «…изнасилованы были все поголовно», а один из членов следкомиссии хвастал, что спустил двух девушек в Амгунь, так как те «оказались нечестными». Дочь нотариуса Козлова, 16 или 17 лет, была принуждена командиром отряда С. С. Стрельцовым к сожительству ради спасения матери[1674].

По воспоминаниям жительницы Сахалинской области, пережившей тряпицынщину, летом 1920 года по Амгуни плыло множество трупов, преимущественно женских и детских, «с обрезанными ушами, носами, отрубленными пальцами, с резаными, колотыми штыковыми ранами»[1675]. В книге А. Гутмана приводятся акты осмотра 16 неопознанных трупов, обнаруженных 20 и 21 июля в пяти верстах ниже Удинского, в том числе восьми женских, причем большинству женщин были нанесены рубленые и резаные раны в области промежности. Один труп принадлежал девочке 6–7 лет, убитой тремя рублеными и штыковыми ударами в голову, поясницу и ягодицу[1676].

Обращает на себя внимание то, что изнасилованных жертв могли убить, даже если их обидчики подлежали наказанию. Партизан армии Кравченко вспоминал: «Сидоренко и двое других изнасиловали двух девушек и старуху. Тех расстреляли, а Сидоренку, Волкова и третьего насильника судили в Белоцарске. Их… за участие в бою оставили живыми». А Яков Тряпицын приказал расстрелять около десятка зараженных партизанами девушек[1677].

Вместе с тем партизаны могли жестоко наказывать насильников, если считали, что от этого страдает лояльность местного населения[1678]. В партизанских мемуарах и приказах по отрядам нередко упоминаются эпизоды расправ с такого рода преступниками. Отдельный отряд Зотова из будущего корпуса И. В. Громова «не раз предупреждал[ся] не делать грабежи и хулиганство» и в августе 1919 года в селе Знаменка Славгородского уезда был подвергнут моральному воздействию путем публичной казни насильника: «…один из партизан отряда[,] за которым было не раз