Обитель Апельсинового Дерева - Саманта Шеннон

– Я училась защищать королеву Сабран, – отозвалась Эда, сохраняя наружное спокойствие, хотя кровь билась у нее в жилах.

– Вижу, – фыркнул Комб. – Ты и есть тот ночной сторож.

Она выдала себя. Уже ничего не исправить.

– Я не верю в колдовство, госпожа Дариан. Возможно, в твоих руках плоды алхимии. Однако я уверен, что ты явилась сюда вовсе не из желания послужить королеве Сабран. Скорее, посланник ак-Испад оставил тебя шпионить. Тем больше у меня причин отослать тебя от двора.

Эда шагнула к нему. Ночной Ястреб не дрогнул, не шевельнулся.

– Я гадала, – тихо проговорила Эда, – не ты ли Чашник. Не ты ли подсылал к ней тех душегубов… чтобы страхом толкнуть на брак с Льевелином? Не потому ли ты хочешь избавиться от меня, ее защитницы? В конце концов, кто такой чашник, как не доверенный слуга государя, способный в любое время отравить вино?

Комб отвесил ей тяжелую улыбку.

– Как легко тебе возложить вину за все зло к моему порогу, – пробормотал он. – Чашник где-то близко, госпожа Дариан. В этом я не сомневаюсь. Но я – всего лишь Ночной Ястреб. – Он сел прямо. – Карета ждет тебя у дворцовых ворот.

– И куда она меня увезет?

– Туда, где я смогу не спускать с тебя глаз. Пока не увижу, как легли кости, – добавил он. – Тебе известен величайший секрет стран Добродетели. Сболтнув два слова, ты поставишь Инис на колени.

– И ты решил запереть меня, чтобы молчала. – Эда запнулась. – Или избавиться от меня еще надежнее?

У него дрогнул уголок губ.

– Ты делаешь мне больно. Вежливость не допускает убийств.

Он запрет ее где-нибудь, где не найдут ни Сабран, ни обитель. Нельзя садиться в эту карету, не то она никогда больше не увидит света дня.

На этот раз ее держала не одна пара рук. Когда Эду выводили, свет на ее пальцах уже угас.

Она не собиралась позволять Комбу посадить себя под замок. Или воткнуть кинжал в спину. У выхода из Алебастровой башни Эда, спрятав руки под плащом, распустила шнурки рукавов. Люди Комба вели ее к воротам.

Со стремительностью змеиного выпада она выдернула руки из рукавов платья. Схватить ее не успели: Эда перелетела через ближайшую стену в личный сад королевы. Вслед ей неслись удивленные восклицания.

Сердце колотилось о ребра. Над ней было открытое окно. Гладкие стены Королевской башни не позволяли к нему взобраться, но по стенам вился плющ, способный выдержать ее вес. Эда поставила ногу на узловатую лозу.

Ветер сдувал волосы ей в лицо. Лоза угрожающе поскрипывала. Тонкая ветка обломилась у нее под пальцами. В животе все оборвалось, но Эда успела найти другой зацеп и продолжала подъем. Наконец она проскользнула в окно и беззвучно встала на пол.

Выскочить в пустой коридор. Подняться к королевским покоям. У входа в темный зал приемов выстроились вооруженные люди в коротких черных плащах. На каждом плаще был вышит двойной кубок герцогини Справедливости.

– Я хочу видеть королеву, – задыхаясь, выговорила Эда. – Немедленно.

– Ее величество в постели, госпожа Дариан, и уже началась ночная вахта.

– Тогда даму Розлайн.

– Двери главной опочивальни заперты, – резко ответили ей, – и не откроются до утра.

– Я должна увидеть королеву! – в досаде воскликнула Эда. – По делу чрезвычайной важности.

Стражи переглянулись. Наконец один из них взял свечу и, не скрывая недовольства, ушел в темноту.

У Эды зашлось сердце. Она с трудом переводила дыхание. Едва ли она сама знала, что скажет Сабран. Лишь бы предупредить ее о делах Комба.

К ней вышла заспанная Розлайн, в ночном халате. Из ее прически выбилось несколько прядей.

– Эда, – сердито вопросила она, – что такое стряслось?

– Мне нужно видеть Сабран.

Розлайн, сжав зубы, отвела ее в сторону.

– У ее величества жар, – мрачно сказала она. – Доктор Бурн говорит, что отдых в постели ей поможет, но моя бабушка поставила дополнительную охрану до времени, когда она поправится. Я буду за ней ухаживать.

– Непременно передай ей. – Эда схватила даму за руку. – Розлайн, Комб отправляет меня в изгнание. Ты должна…

– Госпожа Дариан!

Розлайн вздрогнула. В конце коридора показались воины со знаком крылатой книги – их привели двое рыцарей-телохранителей.

– Хватайте ее! – выкрикнул Марк Бирчен. – Эда Дариан, ты арестована. Взять ее сейчас же!

Эда метнулась к ближайшей двери и вылетела на балкон.

– Эда! – с ужасом крикнула ей вслед Розлайн. – Рыцарь Марк, что это значит?

С балкона на балкон Эда добралась до другой открытой двери. Она вслепую неслась по коридорам, пока не ударилась в дверь королевской кухни, где в уголке жевала горчичный пирожок кухарка Таллис. Она ахнула при виде ворвавшейся в дверь Эды.

– Госпожа Дариан, – с ужасом забормотала девочка, – госпожа, я просто…

Эда прижала палец к губам.

– Таллис, – спросила она, – отсюда есть выход?

Кухарка тотчас кивнула. Она за руку провела Эду к скрытой за занавеской дверце.

– Вот, на лестницу для слуг, – зашептала она. – Ты совсем уходишь, госпожа?

– Пока да, – ответила Эда.

– Почему?

– Не могу рассказать, детка. – Эда заглянула ей в глаза. – Никому не говори, что меня видела. Дай честное слово благородной дамы, Таллис.

Таллис сглотнула слюну:

– Обещаю.

Шаги за дверью. Эда шмыгнула на лестницу, и Таллис задвинула за ней засов.

Эда поспешно сбежала вниз. Для бегства ей понадобится лошадь и другое платье. Раздобыть их можно было лишь у одного человека.

Маргрет Исток сидела у себя в одном халате. При виде Эды она ахнула:

– Что это… – Маргрет вскочила. – Эда?

Та закрыла дверь:

– Мег, некогда объяснять. Мне надо…

Она не успела договорить, как по двери ударил металл – кулак в латной перчатке.

– Благородная Маргрет. – Стук. – Маргрет, это Джоан Дол, рыцарь-телохранитель. – Опять стук. – У меня неотложное дело, моя госпожа. Открой дверь.

Маргрет подтолкнула Эду к разостланной кровати. Эда забилась под нее, укрывшись за подзором простыни. Она слышала шаги Маргрет по плитам пола.

– Прости, Джоан, я спала, – протяжно и сипло проговорила та. – Что-то случилось?

– Маргрет, главный секретарь приказал задержать госпожу Дариан. Ты ее не видела?

– Эду? – Маргрет, словно сраженная неожиданностью, опустилась на кровать. – Не может быть. На каком основании?

Она играла убедительно. Ошеломленное недоверие ясно слышалось в ее голосе.