Пожар Сиболы - Джеймс Кори

— Ладно, — кивнул Амос. — Сделаю. А как понимать «тебя не будет»?

Холден тяжело опустился на стол и потер пересохшие глаза. Планета промокла насквозь, а он умудрился заполучить сухую резь под веками.

— Мне придется уйти с Миллером. Он говорит, есть штука, которая отключит артефакты чужаков, а значит, «Роси» снова сможет летать и решит все наши проблемы.

Амос насупился. Лицо его подергивалось от невысказанных вопросов. Наконец он заговорил:

— Ладно, я здесь пригляжу.

— Дождись меня, увалень, — попросил Холден и хлопнул механика по плечу.

— Последний, кто остается на ногах, — снова ухмыльнулся тот. — Это ж моя работа.

Холден несколько минут разыскивал склад с необычной колонной посередине, а когда нашел, застал там только Миллера. Сыщик недовольно поморщился — мол, почему так долго? — а Холден отмахнулся.

Отвернувшись, Миллер направился к колонне и исчез в ней, словно призрак в стене замка. Через несколько секунд колонна беззвучно раскололась вдоль, открыв крутой спуск в темноту.

— Он всегда здесь был? — спросил Холден. — Если да и ты бы нам сказал раньше, это бы спасло несколько жизней во время бури.

— Сказал бы, если бы мог с тобой заговорить, — ответил Миллер, по-астерски пожав ладонью. — Вы и сами неплохо справились. Теперь давай вниз, мы и так задержались.

Эстакада спустилась примерно на пятьдесят метров и уперлась в металлический тупик. От прикосновения Миллера стена, выглядевшая сплошной, раскрылась диафрагмой.

— Команда, на борт, — сказал Миллер. — Транспорт подан.

Холден, пригнувшись, шагнул в круглое отверстие и оказался в металлическом кубе со стороной два метра. Он сел на пол, а потом и сполз ниже, растянувшись навзничь.

— Это участок старой материальной трансферной системы, — начал Миллер, но Холден уже спал.

Оно тянется, тянется, тянется, тянется, тянется…

Сто тринадцать раз в секунду оно тянется, и сыщик тянется вместе с ним. Следует за ним. Наблюдает. Тянется к сигналу, которого нет. Оно не досадует, не злится. Оно тянется, потому что тянется. То, что находит, оно использует, чтобы тянуться дальше и найти больше, и оно тянется дальше. Оно никогда не остановится. Оно об этом не знает.

Сыщик знает, и знает, что оно не знает. Сознание в контексте бессознательного. Разум в неразумной системе. Тут, собственно, нет ничего нового. Сыщик вздыхает, мечтает выпить пивка, понимает, что это артефакты модели. Когда-то существовал зародышевый кристалл, у него было имя. Он любил и отчаивался. Он сражался, проигрывал и побеждал ценой больших жертв. Все это не имеет значения. Он искал то, что пропало. Пропавших людей. Вокруг него все обусловлено этим фактом. Что-то должно быть, а его нет.

Вместо него — мертвое место. Место, где ничего нет. Откуда все изгоняется.

Сыщик тянется туда, и то, что дотягивается, умирает. Сыщик перестает тянуться. Он ждет. Он рассуждает.

Когда-то здесь что-то было. Что-то выстроило все это и оставило на столе объедки. Конструкторы, инженеры, охватившие тысячу миров, жили, умирали и оставляли после себя будничные чудеса вроде костей в пустыне. Сыщик знает. Здешний мир — место преступления, и одна вещь, выделяющаяся в нем — не принадлежащая ему, — это место, где ничего не движется. Артефакт в мире артефактов, но он не вписывается. Зачем они создали место, куда нельзя дотянуться? Это тюрьма, сундук с сокровищами, вопрос, которого не положено задавать?

Пуля. Бомба, которая продолжает тикать под кухонным столом, хотя война закончена.

Он ли, создавший Агнца, создал тебя? Или кто-то другой? Тот, кто убил вас, бедолаги, оставил кое-что после себя. Что-то, созданное вам на погибель, еще находится здесь.

Сто тринадцать раз в секунду оно тянется, не сознавая сыщика, не сознавая шрамов и артефактов, эха мертвецов, заключенного в нем разума. Оно тянется, потому что тянется. Ему известно, что люди умирают в неком более материальном пространстве, но оно не сознает своего знания. Ему известно, что оно составлено из тысяч смертей, но оно не сознает своего знания. Сыщик знает и сознает, что оно знает.

Сыщик тянется, но не наугад. Он ищет путь и не находит его. Он ищет путь и не находит. Он ищет путь и находит. Не здесь, не совсем, но близко. Линия определяется двумя точками. Одна точка жива, а вторая точка — смерть. Обе нездешние. Стукни камнем о камень, высеки искры. И смотри, что от них загорится.

Сыщик — инструмент для поиска пропаж, и потому он существует. Остальное — артефакты. Мечта о пиве, шляпа… Память, чувство юмора, странная, полупрезрительная привязанность к чему-то по имени Джеймс Холден. Любовь к женщине, которая умерла. Стремление к дому, которого никогда не будет. Это внешнее. Это ничего не значит.

Сыщик тянется, находит Холдена. Он улыбается. Когда-то жил человек, его звали Миллер. Он находил искомое, а теперь не находит. Он спасал, кого мог спасти. Он мстил, если это было в его силах. Он жертвовал, когда приходилось. Он находил пропавшее. Он знал, кто совершил преступление, и совершал очевидные поступки, потому что они были очевидными. Сыщик пророс из его костей, заново населил его глаза новой незнакомой жизнью, принял его облик.

Он нашел орудие убийства. Он узнал, что случилось, хотя бы в общем. Так или иначе, подробности — дело прокурора, если дойдет до суда. Но до суда не дойдет. Инструмент годился и для других целей. Он умел убивать, когда нужно.

Больше того, он умел умирать.

Хэвлок все еще сомневался, что Наоми Нагата — лучший инженер в системе, но, наблюдая за ее работой, склонялся к мысли, что лучше, пожалуй, и не найти. Если кто на «Израэле» и превосходил ее количеством званий или специализаций, то Наоми вырывалась вперед за счет чистой, безрассудной решимости.

— Ладно, ждать больше нельзя, — обратилась она к мускулистому лысому здоровяку на экране. — Если он объявится, объяснишь, что мы решили.

— Капитан наверняка тебе доверяет, — сказал Амос, — но я ему скажу. Еще что-нибудь передать?

— Передай, что у нас этак с миллиард сообщений от Фреда и Авасаралы, — вмешался со своего поста в кабине Алекс. — Они собирают тяжелый грузовик для отправки помощи к нам. — Да? — протянул Амос. — И сколько это займет?

— Около семи месяцев, — сказала Наоми. — К тому времени мы уже три месяца будем покойниками.

Амос усмехнулся.

— Ну, детки, не слишком резвитесь, пока меня нет.

— Не беспокойся, — сказала Наоми и отключилась.

— Уверена, что это хорошая мысль? — спросил ее Хэвлок. — Не-а, — отозвалась Наоми и подтянулась к посту управления. — Бася, как там у тебя?