Поединок спецслужб. Перезагрузка отменяется - Александр Витковский

Значит, нужно было найти человека на стороне, не связанного напрямую с работой органов госбезопасности. Таким человеком оказался Михаил Плавин.

Михаил Моисеевич Плавин родился в 1926 году в Москве. Во время Великой Отечественной войны, когда фашисты подошли к столице Советского Союза, он вместе с родителями эвакуировался в Горький. В последний военный год окончил местную школу военно-воздушных сил, выучил немецкий язык. Однако, по настоящему воевать ему не пришлось. До победного мая 1945 года на своем пикирующем бомбардировщике младший лейтенант Плавин успел сделать лишь несколько боевых вылетов. Затем демобилизация, учеба на юридическом факультете Ленинградского госуниверситета, который он окончил в 1952 году. А потом начались проблемы. Должность, которую он получил, не устраивала пи по интересу, ни но зарплате. Более достойное место он не мог занять, поскольку не был членом партии. Более искушенные в житейских делах друзья объяснили еще одну причину, по которой молодой дипломированный юрист, бывший фронтовик не мог найти должность с приличным заработком. Как горько шутили в ту пору — он оказался «инвалидом пятой графы» — национальной. Пришлось менять специальность и работать фотографом, в том числе нештатным корреспондентом ленинградских отделений ТАСС и АПН.

Когда наше конспиративное застолье было в полном разгаре, и первое смущение и неловкость от встречи с совершенно неизвестными людьми оказались в прошлом, я задал своему новому знакомому несколько интересующих меня вопросов.

— Михаил Моисеевич, как произошло ваше знакомство с сотрудниками КГБ СССР?

— Осенью 1965 года в здании ЛенТАСС ко мне подошли два симпатичных молодых человека, показали документы сотрудников госбезопасности и попросили проехать с ними. Я уже давно работал с иностранными делегациями, знал, что за ними присматривает КГБ, поэтому их просьба меня не удивила. Страха не было. Скорее любопытство. Тем не менее слегка волновался: что, собственно говоря, им от меня нужно?

В черной «Волге» мы подкатили к «Астории». В гостиничном номере ожидали два чекиста, чуть старше меня по возрасту. Познакомились, поговорили о том, о сем, в том числе и обо мне, о моей работе. Разговор был достаточно долгим — вроде обо всем, и ни о чем конкретно. А потом они спросили, не смогу ли я выехать туристом в какую-нибудь западноевропейскую страну и зайти в посольство одного из развитых капиталистических государств.

— Как, вот прямо так сразу и предложили?!

—Ну конечно, не сразу. Во время беседы у меня создалось твердое впечатление, что они знали меня как облупленного. Причем рассказывали такие нюансы из моей биографии, о которых я и сам уже забыл.

Чуть позже я понял, что в ходе беседы они хотели дополнительно изучить меня, проверить кое-какие сведения в отношении моей персоны и биографии, получить более полное впечатление обо мне. При этом разговор не носил форму допроса. Наоборот, был доброжелательным, непринужденным, естественным.

— И какова была ваша реакция?

— Ну, не скажу, что я с солдатской готовностью выскочил из-за стола и завопил: «Разрешите выполнять задание Родины, товарищи чекисты!» Поначалу их просьба вдавила меня в кресло, будто я в самолете на «мертвую петлю» пошел. Собеседники тоже заметили мое смятение и успокоили — ведь ехать нужно не завтра. Впереди несколько месяцев напряженной подготовки. Тут и я вышел из крутого эмоционального «виража», поблагодарил за доверие и согласился. И впрямь, почему бы и Родине не послужить, да и за границей не побывать. В те годы далеко не каждый мог за кордон отправиться, да еще и в капиталистическую страну. А тут, как сейчас говорят, «халява, плиз». Кстати, и вопрос знания языка меня достаточно сильно смущал. Мой немецкий, как мне объяснили, не сильно был нужен, а других языков я не знал.

— Но почему все-таки выбор пал на вас?

— В ту пору и меня очень остро мучил этот вопрос. Но вряд ли я смогу полностью на него ответить даже сейчас. Судя по всему, здесь несколько причин. Прежде всего, мой образовательный уровень — юрфак, фотонавыки, способность к изучению языков, ведь немецкий я знал неплохо. Ну и, конечно, то, что называется школой жизни, — военная юность, опыт работы с иностранцами, особенности характера, здоровье, наконец... А еще я завидовал своим ровесникам, которые лицом к лицу сражались во время войны с фашизмом и совершали подвиги, которые не довелось совершить мне. Знаете, во время войны летчики часто гибли, но и боевых награду них было больше, чему кого бы то ни было. Поэтому на военлетов-фронтовиков всегда смотрели, как на героев. Но главное, пусть это не покажется напыщенным и банальным, несмотря на все проблемы и трудности, я действительно люблю свою Родину — страну, где родился и живу.

Чуть позднее этот же вопрос я задал уже знакомому читателям по очерку «Пятнадцать лет “под колпаком” контрразведки» генералу органов госбезопасности в отставке Евгению Телегуеву — активному разработчику операции и одному из тех двух чекистов, которые встречались с Плавиным в «Астории».

—Мы исходили из той легенды, в которую должен был вжиться наш негласный помощник, — рассказал генерал. — Предварительно нами был изучен не один десяток кандидатов, но остановились на Плавине. Его эрудиция, смелость, аналитический склад ума, самообладание, раскованность в общении с иностранцами и умение адекватно вести себя в стрессовых ситуациях свидетельствовали о том, что он справится с этой сложной и трудной работой. И еще. Мы на сто процентов были уверены, что он не предаст, даже если сотрудники ЦРУ будут оказывать на него жесткое морально-психологическое давление, и не проболтается о связях с сотрудниками органов госбезопасности среди своего ближайшего окружения. Время и наша совместная работа показали, что мы не ошиблись.

—Михаил Моисеевич, — это я опять обращаюсь к Плавину, — а насколько личностные качества того человека, который должен был предстать перед сотрудниками ЦРУ, отвечали вашему собственному характеру, если хотите, вашему истинному «Я»?

—Безусловно, это были во многом схожие личности, иначе я про-сто не смог бы так долго и достоверно играть свою роль, и американцы рано или поздно меня бы раскололи, уловив противоречие между тем, что я есть на самом деле, и тем, что я пытаюсь выдать за свое, то есть сыграть. Но и различия, конечно были. Майкл, как меня назвали цэрэушники, был более меркантильным, циничным, хитрым, прагматичным, если хотите, даже более изворотливым и даже наглым. Этими качествами созданный образ агента-инициативника заметно отличался от меня настоящего. Но ни я, ни Майкл не были предателями и не собирались «съезжать за бугор». Для моего двойника тайный контакт с иностранцами стал результатом стечения различных объективных и субъективных жизненных обстоятельств. У меня тоже были сложные жизненные коллизии, и в этом я был сам собой и практически ничем не отличался от секретного агента, завербованного сотрудниками ЦРУ. Американцам импонировало, что я не какой-то тривиальный изменник, предатель, которому наплевать на интересы своей страны, а деловой человек, который хочет продать имеющийся у него товар и сделать это «не токмо корысти ради», а еще и во имя общих интересов предотвращения ядерной войны и возможных партнерских взаимоотношений между нашими государствами в будущем. Если хотите, у этого человека была своя философия, которая очень близка по духу американцам. На этом и строилась вся оперативная игра.