По волчьему следу. Хроники чеченских войн - Николай Асташкин

А следующая группа, которая шла за нами, попала в засаду. Самое обидное, что тогда, когда почти вошла в Катыр-Юрт. И все из-за чего? Курили и разговаривали...

3 февраля. В Катыр-Юрте у нас идут контактные бои. Двое стали шахидами, двое ранены, а один попал в плен. Среди русских много убитых, одного удалось взять в плен.

К вечеру федералы отступили и опять начали обстреливать село из всех видов оружия. Катыр-Юрт горит. Много домов разбито.

4 февраля. Бои в Катыр-Юрте продолжаются.

5 февраля. Мы опять уходим дальше, в Валерик. Ночью, при выходе на Валерик, нас обстрелял «Град». И опять есть раненые.

6 февраля. Мы вошли в Гехи-Чу. Мирные жители нас очень хорошо приняли. Даже зарезали по этому случаю несколько коров...».

На этом записи прерываются. Во время специальной операции 7 и 8 февраля автор дневника был убит.

...К 6 февраля 2000 года сопротивление разрозненных групп бандитов в Грозном было полностью сломлено. В этот день в 11.45 генерал-лейтенант Владимир Васильевич Булгаков доложил командующему Объединенной группировкой федеральных войск, что освобожден от бандитов последний дом в городе. Над Грозным поднят российский флаг.

Войска праздновали победу!

Но до окончательной победы над бандформированиями в Чечне было еще далеко. «Одинокий волк», израненный и обессиливший, подрываясь на минах и растяжках, расставленных нашими войсками, бежал наутек в горы, где его ждали заранее приготовленные норы-ночлежки, тайники с оружием, боеприпасами, с продовольствием и медикаментами. Отойдя от погони и залечив раны, банды «волков» Басаева, Гелаева, Хаттаба, других амиров продолжат делать свое черное дело — убивать чеченцев, которые захотят навести в республике порядок, устанавливать на дорогах фугасы, устраивать засады на колонны российских войск, а наши спецназовцы их будут отстреливать как бешеных псов.

Завершая эту часть книги, я невольно вспомнил Дагестан до и после вторжения на его территорию банд Басаева и Хаттаба. Весной 1999 года, находясь в командировке в Махачкале, меня строго предупредили, чтобы вечерами я не ходил по городу в военной форме. После 19 часов столица республики словно вымирала, лишь небольшие группы молодых людей рыскали по городу, ища приключения. В Махачкале в ту пору процветали разбойные нападения, грабежи и убийства. Но как только в августе и сентябре 1999 года в республику нагрянули из соседней Чечни непрошеные гости — боевики и наемники Басаева и Хаттаба — население Дагестана осознало, какая беда пришла к ним в дом, и совсем по-иному стало относиться к российским военнослужащим — как к защитникам.

В те тревожные дни мне довелось посетить многие населенные пункты, где проходили боевые действия, со многими разговаривать: и с представителями властей, правоохранительных органов, и с ополченцами, и просто с жителями Дагестана. Я говорил с людьми разных национальностей, разных политических воззрений, в том числе с теми, кто довольно прохладно относился к тогдашним властям республики. Однако я ни разу не встретил сторонников тех сил, которые вторглись в Дагестан из Чечни, не встретил поддержки их идеологии. Да, федеральные силы в Дагестане опирались на поддержку абсолютного большинства населения. И солдаты, и офицеры чувствовали себя здесь именно победителями, что определяло и действия российских войск на поле боя, и их взаимодействие с местным населением.

Одну из целей, которую преследовали амиры Басаев и Хаттаб, готовя вторжение в Дагестан, — поддержать местных ваххабитов, расширив влияние идей исламского экстремизма на всю территорию республики. Кстати, сами лидеры «Исламского сообщества Дагестана» («Джамаата»), созданного ваххабитами, своей конечной цели не скрывали: выход из состава России и построение вместе с Чечней исламского государства нового типа — Халифата.

При этом «Джамаатом» рассматривалось два сценария построения светлого будущего. Первый — приход к власти мирным путем, через выборы (по данным некоторых социологов, ваххабитов тогда поддерживали 6—7 процентов избирателей Дагестана). Второй — вооруженный захват власти. Повстанческие отряды, согласно этому варианту, должны были закрепиться хотя бы на части территории республики. Затем сформированное правительство ваххабитов от имени народов Дагестана обратилось бы к Чечне за помощью в борьбе... с Россией. Ожидалось, что немедленную военную помощь открыто и тайно оказали бы повстанцам Пакистан, Саудовская Аравия (в этих странах наиболее сильны позиции ваххабитов), а также Турция, заинтересованная в транзите каспийской нефти через свою территорию.

Для реализации силового варианта «Джамаат» имел так называемые «боевые соединения Исламского сообщества Дагестана». Около 600 боевиков этого отряда получили крещение во время первой чеченской кампании. Почти все они воевали под началом полевого командира Эмира Хаттаба. Наиболее способные террористы из «Джамаата» прошли стажировку в Пакистане, где не только изучали Коран, но и повышали диверсионное мастерство. Между так называемыми боевыми соединениями ваххабитов Дагестана и чеченской армией генерала Дудаева во главе с Салманом Радуевым был подписан военный договор о содействии «в освобождении Кавказа от Российской Империи». На базах Радуева проходили террористическую подготовку и чеченцы-ак-кинцы, проживавшие в Хасавюртовском районе Дагестана.

А наибольшее распространение ваххабизм получил в Кизил-юртовском районе, где располагался крупнейший в России центр «долларового ислама» — «Центральный фронт освобождения Дагестана». «Освободители» создали в республике 16 «фронтов», которые были хорошо оснащены технически, имели спутниковую связь, склады с боеприпасами и оружием, издательство, специализирующееся на выпуске антирусской, антиармейской литературы, распространявшейся вокруг военных российских объектов.

Примечательной была военная иерархическая лестница ваххабитов. Высшие ступени занимали исключительно чеченцы. Дагестанским парням, похоже, готовилась участь лишь «пушечного мяса». Ваххабиты силой и жестокостью насаждали свои порядки, захватывали новые территории и политическую власть, тесня «умеренных» бандитов. Даже президент Чеченской Республики Ичкерии Аслан Масхадов как-то признался: «В войну, будучи начальником Главного штаба, я думал, что мы знаем о том, что происходит в Афганистане и Таджикистане. Что и там, наверное, начиналось так же. В тяжелые дни войны они, щедро финансируемые, проводили свою идеологию. После войны, не поняв этой идеологии, мы занялись дележом должностей. Желая сделать из них единомышленников, мы заигрывали с ними, потакали им. Теперь мы пожинаем плоды нашего поведения. Разбираясь с последствиями этого религиозного течения, мы должны сказать, что недооценили его роль. А потому пришли к сегодняшнему итогу».

Масхадов говорил о том, что хорошо знал. Ведь деятельность ваххабитов в Чечне приобрела «легитимную» основу уже в 1996 году, когда и. о. президента Чечни Зелимхан Яндарбиев отменил своим указом действие на ее территории светских российских законов и ввел в действие Уголовный кодекс-шариат, являющийся механически переписанной копией Суданского уголовного кодекса. Совершенно не адаптированный к этнокультурным особенностям чеченцев документ попытались сделать основой складывающейся в Чечне шариатской судебной деятельности-Наиболее «яркие» проявления этой «деятельности» — публичные казни людей — вызвали законное возмущение всего мирового сообщества.