Фактор агрессии - Василий Орехов

– Местная контрразведка потеряла морфа? – хмыкнул Мигель Понтекорво. – На них похоже…

Через минуту в небе показался еще один птероид, раза в полтора крупнее первого. Им тоже никто не управлял – по неровному полету видно было, что пилота внутри нет. В отличие от первого, до сих пор кружившего в небе, он начал быстро снижаться километрах в пяти от города, где леса уже не было, а торчали лишь одинокие редкие деревья. Дактиль сложил крылья так, словно уверенно заходил на посадку, но стоило ему коснуться земли, как он тут же снова взмыл в небо.

– Увеличение! – рявкнул полковник.

Тихонов не успел приблизить изображение на мониторе – дактиль снова бросился вниз, почти прижав крылья к телу. Его сородич, заметив эти маневры, описал дугу и устремился к тому же месту.

– Что они вытворяют? – спросил Купер.

Никто не ответил. Все неотрывно смотрели на монитор. Антон увеличил изображение, но угол обзора резко уменьшился, и оба птероида пропали из вида.

– Назад, – велел Понтекорво.

Изображение приняло прежний вид. Крупный дактиль снова поднимался в небо. Это давалось ему с некоторым трудом – он нес какой-то груз, который схватил внизу.

– Укрупни, – приказал командир. – Только без фанатизма. Аккуратно, не теряй цель.

Тихонов начал осторожно прибавлять увеличение.

– Вот дьявол… – пробормотала Лара. – Кормят они своих морфов из рук вон плохо.

Теперь было отчетливо видно, что птероид сжимает в лапах полурастерзанную тушу небольшого двуногого рептилоида. Тот еще дергался, но шансов у него не имелось – мощные когти дактиля глубоко впились в его бока.

Птероид поменьше летел наперерез крупному. Тот начал уклоняться, но с тяжелой ношей не смог набрать нужной скорости. Крылатые монстры столкнулись в воздухе, началась драка, добыча рухнула на землю. Схватившимся морфам было уже не до нее – они устроили нешуточный воздушный бой, выделывая головокружительные фигуры высшего пилотажа. Преимуществом одного были размеры и масса, преимуществом другого – скорость и маневренность. Дрались они минуты три, но никто не одержал очевидной победы. Изрядно потрепав друг друга, монстры разлетелись в разные стороны. Ни тот, ни другой так и не спустились к брошенной добыче. Через несколько минут оба скрылись среди перекошенных безжизненных небоскребов.

– Кто-нибудь когда-нибудь видел что-нибудь подобное? – ошарашенно спросил Блэк.

Никто ему не ответил.

– Мне надо осмотреть тушу жертвы, – уверенно заявил Каплан. – Знаете, я об заклад готов биться, что это не были беспилотные разведчики.

– А кто тогда? – Понтекорво в упор посмотрел на доктора.

– Дикие морфы, – понизив голос, ответил он.

Несмотря на полученные повреждения, туша рептилоида была еще теплой, когда Антон Тихонов, соблюдая все меры предосторожности, от дерева к дереву подвел к ней мокрицу. Доктор Каплан выбрался из люка и осмотрел останки. Через пару минут он протиснулся обратно в люк.

– Антон, за радаром наблюдай непрерывно, – напряженно сказал он. – В здешних местах наш транспорт – хорошая добыча. Как и мы сами, впрочем.

– Что там? – спросил Понтекорво.

– Легенда во плоти, – невесело усмехнулся Каплан. – Великая идея отсталых колоний. Многие инженеры-генетики из трущоб мечтают найти способ обойтись без дорогостоящих и сложных резервуаров для производства биоморфов. Некоторые время от времени даже пытаются. Этот рептилоид – самец. У него имеются в наличии половые органы. А раз так, значит, где-то в этих лесах есть и самки, способные к воспроизводству.

– Это же непрактично! – заметил Блэк. – Морфы должны выполнять свои функции, а не размножаться. От самца, половина энергии которого уходит на обслуживание репродуктивной системы, а тем более от беременной самки в бою мало проку.

– Для многих отсталых колоний было бы выгоднее, чтобы их биотехника размножалась половым путем, – возразил Амос. – Пусть это даже привело бы к снижению ее эффективности, зато обходилось бы гораздо дешевле.

– Почему же тогда наши не работают в этом направлении? – спросил Купер.

– Ответ кроется в сути полового размножения, – произнес Каплан. – Наши биорезервуары – это не самки, а бесполые программируемые инкубаторы для клонирования того или иного вида биоморфов. Изготовление организмов в биологическом резервуаре – не размножение как таковое, а матричное копирование, воспроизведение живого объекта по определенной генетической программе. Какие параметры заложили на входе, те и получаем на выходе – ну, с поправкой на возможный брак, конечно. С половым размножением все гораздо сложнее. Внеся его в свой божественный Замысел, Зодчий Вселенной создал в Галактике грандиозную систему непрерывного саморазвития. Все живое развивается и эволюционирует – благодаря чему? Благодаря половому размножению. Если при клонировании в резервуаре мы получаем особь с хромосомным набором и фенотипом, полностью идентичным образцу, которая не имеет никакой возможности развития, то при размножении половина генома самца соединяется с половиной генома самки, в результате чего возникает совершенно новый геном с уникальными признаками. В определенной среде одни признаки имеют преимущества перед другими. Начинается естественный отбор, неизбежно приводящий к развитию жизнеспособного вида. Когда дело касается биоморфов, это совсем не нужно. Даже напротив, нам необходим не разброс мутаций, среди которых могут попасться и полезные, а четкий, предсказуемый результат. Поэтому мы и используем клонирование и вынашивание в резервуарах. А вот в отсталых колониях, тем более в так называемых Вольных Мирах, где с генным конструированием дело обстоит намного хуже, чем у нас, а запросы не настолько велики, генетики иногда пытаются свалить работу по воспроизводству морфов на плечи Зодчего. Точнее, на плечи естественного отбора. Вон там валяется яркое тому потверждение.

– Понятно в общих чертах, – кивнул Купер. – На практике это достижимо, но для потребностей Империи не нужно.

– Для потребностей Империи это просто вредно, – поправил Каплан. – Результат полового размножения абсолютно непредсказуем и контроль качества нулевой. Видишь ли, практически все морфы имеют в своей основе живых существ, созданных Зодчим. Но даже механоиды с полностью искуственным геномом, аналогов которым нет в природе, выращиваются по принципу клеточной репликации. Потому что при половом размножении и естественном отборе полезные признаки закрепляются в популяции, а ненужные отмирают. И как ты думаешь, какой инстинкт необходим морфам для жизни меньше всего?

– Не знаю, – Купер пожал плечами.

– Способность слепо подчиняться хозяину! – Каплан поднял палец. – При естественном отборе этот безусловный рефлекс теряется раньше других. Вместо него закрепляются агрессивность, охотничьи рефлексы, инстинкт самосохранения, размножения и прочие древние механизмы выживания. За миллионы лет природа не придумала для тварей ничего нового, кроме жгучего желания есть и спариваться, так что в естественных условиях искусственные инстинкты, прошитые в сознании биоморфов человеком, благополучно вытесняются натуральными. Третье, а порой уже второе поколение морфов полностью выходит из-под контроля человека. Чтобы держать их в узде, требуется длительная и ресурсоемкая дрессировка, которая чаще всего еще и малоэффективна. Именно поэтому Империя давно отказалась от полового воспроизводства биоморфов. – Доктор вздохнул. – В общем, понемногу становится ясно, что за катастрофа тут произошла. База, на которую указал нам Малфой, скорее всего, является лабораторией генных исследований. Несколько лет назад, может быть, двадцать или тридцать, тут провели серию экспериментов с половым размножением биоморфов, а еще через какое-то время всем местным жителям пришлось спешно отсюда съезжать. Дикие морфы размножаются быстро, и для этого им нужно интенсивно питаться. А человеческое мясо не хуже любого другого источника белка и жиров…