М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории) - Михаил Иванов

оказаться. Прежде всего меня интересует география Ну, то есть, что сия земля собой представляет: остров, полуостров, материк? Только не надо отговорок, что, мол, я сам всё узнаю, ведь времени у меня – до конца жизни!

– Да уж времени-то удовлетворить любопытство предостаточно… – вздохнул Максуд, скрыв разочарование за саркастической миной. – А земля сия представляет собой гору, частично покрытую зарослями джангала и окруженную океаном насколько хватает глаз, а скорее всего – значительно, значительно дальше. Вот, собственно, и вся география. Никакой другой суши поблизости, насколько мне известно, нет, – опередил он вопрос Лётчика. – Во-от… А гору эту все так и называют: «Гора». А океан называют Океаном. Просто и без изысков. Да и к чему сложности – ни с чем ведь не перепутаешь: других океанов и гор здесь попросту нет. Ну а вот всё это вместе – Гора, джангала, Океан и небо над ними, – всё это носит название «Шамудра», или просто «Му». Но полное название редко когда услышишь. Наверное, оттого, что…

– Шамудра, говоришь? – не дослушал Лётчик, и глаза его прищурились, словно он вдруг заметил что-то трудно различимое и теперь изо всех сил напрягал зрение, чтобы не упустить его, разглядеть… – Шамудра… Самудра… Знаешь, дружище, я много где побывал, и это место действительно чем-то смахивает на Суматру… Но какая, к дьяволу, Суматра?! Как я умудрился попасть на Суматру?!

Максуд с удивлением посмотрел на Лётчика: что это он так взбеленился? И, наткнувшись случайно на озадаченный взгляд, пожал плечами: тебе, мол, самому должно быть виднее, – кто из нас «лёт-чик»?

– Послушай, Максуд, но здесь же есть ещё люди, – нетерпеливо вернулся к расспросам Лётчик, – что они рассказывают о Горе, об Океане, хоть о чём-нибудь? Должна же ведь существовать история у Шамудры – пусть вымышленная, мифическая, пусть абсолютно нелепая – какая угодно! – но должна! В любых мифах, сказках и небылицах содержатся крупицы информации, по которым…

– Я не общителен, – отрезал Максуд. – Я терпеть не могу лезть к другим и не люблю, когда другие лезут в мои дела.

– Меня поражает твоё безразличие, Максуд!

– Такова моя жизнь, что нечего в ней различать. Я как тягловый скот, мул: тяну свою лямку, невзирая на нежелание, усталость или болезни. Я тяну, что бы ни случилось, потому что таков я и таково моё место в этом мире. Так устроено Творцом, и всё должно оставаться на своих местах.

Лётчик с недоумением уставился на Максуда.

– Ты считаешь, что это – жизнь? Вот это вот всё? – он вскочил на ноги и повёл руками, указывая на мешки, яму, на грязное небо. – Жалкая блёклая тень! Твоё существование, Максуд, как и Гора, и люди, обитающие у её подножья, – всё, что ты терпишь и что ненавидишь (а ты ненавидишь – это ясно как день!), – всё для тебя лишено главного – света! Того света, которым Создатель одухотворил Вселенную! Любовь – вот Его дыхание, вот этот свет! А твой мир… Нечёткие искажённые силуэты скачут, не помня себя, и свет не касается их! Тени, тени, тени… Оболочки, лишённые любви… Театр теней – вот что такое твой мир и твоя жизнь! И ты, – Лётчик наставил на Максуда указательный палец, – ты не человек! Потому что тот, чья жизнь – тень, тот и сам – тень! В твоей жизни нет души, Максуд! Такой вот менетекел!

– Ты просто не хочешь работать…

– Тьфу! – в сердцах плюнул Лётчик и отвернулся к тонущему в жёлтой дымке океану.

– Думаешь, у меня не было вопросов? – заговорил Максуд. – Да я каждый день спрашиваю себя: как? зачем? почему? в чём причина? Но единственное, что я понял наверняка: лучше не спрашивать, не помнить и не чувствовать! Смириться и принять всё как есть – только тогда существование здесь становится относительно терпимым! Этот мир придуман специально для того, чтобы испытать терпение и веру – вот что говорят люди, и у меня нет причин быть несогласным с ними! Видишь ли, Лётчик, или как там тебя на самом деле, вся природа здесь будто специально создана для того, чтобы причинять страдания. В то же время я не припомню ни одного случая, когда местные растения или животные довели человека до смерти. Ты намерен сбежать? Тогда знай, что единственный способ сделать отсюда ноги – это протянуть их! И не думай, что это так просто! Видал я таких «бегунов»… У кого-то не хватило духа даже начать… Но и тот, кто зашёл дальше других – всё равно вернулся, да вот только уже калекой! И что характерно, возвращаясь, все до единого проклинали жизнь ещё сильнее (я и слов таких никогда не слышал!), но повторить попытку – больше и в мыслях ни-ни! И остальные, глядя на них… Ты вот, кстати, – а я ведь помню тебя практически трупом! – тоже, гляди-ка – выжил! (И, к слову, не вздумай больше благодарить меня за это!) Удивительно? Делай выводы!

– И ты не пробовал хоть что-то изменить в своей жизни? – спросил Лётчик, всё так же глядя в океан.

– А что я могу в ней изменить? Переселиться в другое место Горы? Выбрать другую – абсолютную копию прежней! – Тропу? Стать охранником или перевозчиком? Собирать плоды хлебного дерева или ткать дерюгу и шить из неё мешки? Но что, что подобные перестановки смогут изменить?! Что вообще можно изменить в этом… болоте?! А стало быть – мучайся и не надейся отделаться малой кровью!

– Ну… – как-то неуверенно выдохнул Лётчик.

– Или ты всё-таки настолько безумен, что считаешь себя способным вывернуть наизнанку этот грёбаный мир и вытряхнуть из него всё дерьмо?!

Лётчик молчал, немигающим взглядом созерцая далёкие волны, и Максуд решил, что ему просто нечего ответить. Ну а какой, в самом деле, ответ? Какой выход мог предложить этот самонадеянный новичок, нечаянный пленник Горы? Однако Лётчик вздохнул полной грудью, словно вынырнул наконец из пучины, в которую так долго погружался внутренним взором, и произнёс:

– Ну… Чёрт его знает… Посмотрим.

***

Перевозчики покинули берег, пряча в тени капюшонов недовольные лица. Отнюдь не с качеством или количеством концентрата было связано их недовольство: появившийся из ниоткуда чужак вусмерть замучил вопросами. Во время «дознания» Максуд стоял в стороне и в ответ на взгляды не скрывавших раздражения хмурых бородачей только разводил руками: ну что я могу поделать? Отчего-то чувствуя себя виноватым, он даже взялся помочь им перетащить груз с ровной галечной площадки на берегу по мелководью на плот, чего никогда до сих пор не делал, следуя неписаному правилу: всё, что требует действий