Фантом. Последние штрихи - Томас Тессье

двухместный диван, вращающийся стул и что-то вроде стола или консоли. Но большую часть пространства занимал длинный, полукруглый стол, вернее, не просто стол. Через каждые два метра столешницу поддерживали цельные блоки, вырезанные из толстых бревен. Сама столешница была сделана из дубовых досок, прибитых к массивному каркасу из деревянного бруса. Под этим столом находился лабиринт из труб, тянувшихся по всей длине сооружения.

На столе на одинаковом расстоянии друг от друга стояли двенадцать (позже я их сосчитал) застекленных ящиков. Потрясающее зрелище. Я направился к ним и чувствовал, что Лина идет за мной.

В середине стола был узкий разрыв. Я прошел через него и оказался в полукруге. Здесь было темнее.

Хотелось поскорее добраться до стульев на возвышении у дальней стены и не смотреть по сторонам. Мне было страшно. Не за себя, хотя этот страх стал предвестником ужаса, который поглотил меня позже. Просто я осознал, что нахожусь посреди тайны Роджера Нордхэгена, и эта тайна – самый мрачный и невообразимый кошмар, разбивающий вдребезги последние остатки человеческой сущности.

Я резко развернулся и посмотрел на Лину. Я хотел сосредоточиться на ней, чтобы не видеть ничего вокруг. Периферическое зрение отключилось само собой. Хотелось найти что-то в ее лице, какой угодно намек на эмоцию. Но ее жестокое выражение не говорило мне ничего. Или все. Теперь во всем помещении горел свет, и я медленно огляделся.

Внутри каждого застекленного ящика находился живой человек. Над их головами зажглись лампочки, похожие на карикатурные нимбы. Они висели в оковах и слегка покачивались, словно елочные игрушки из ночных кошмаров. Они были полностью раздеты, а подгузники им заменяли черные резиновые емкости.

У них не было рук и ног. Кто-то профессионально ампутировал все сорок восемь конечностей. Работа гениального хирурга.

Их лица. У них были лица людей, живущих в аду, обезображенные агонией. Не из-за физической боли, хотя, возможно, ее они тоже ощущали, а из-за чего-то более страшного. Некоторые из них тихо стонали, другие извивались в оковах, но большинство просто висело в пассивном отчаянии.

Не знаю, как долго я стоял и смотрел на них. Я перестал чувствовать свое тело и превратился в пару глаз, прикрепленных к мозгу, который парил в безжизненном воздухе, словно воздушный шар. Когда мне начало казаться, что я скоро улечу и растворюсь, как облако пара, я почувствовал прикосновение Лины и начал возвращаться в свою физическую оболочку.

Нордхэген прошел через разрыв в столе и присоединился к нам. Он нервничал, как старый пес, и наблюдал за мной, но не в открытую. Я уставился на него, словно видел впервые. Все, что я выяснил об этом человеке до того, потеряло всякий смысл. Вот он, настоящий Роджер Нордхэген. Моя головоломка. Загадка, которую я надеялся разгадать. Он решил, что он бог – и, очевидно, безумный бог. Но я не мог не бросить ему вызов.

– Почему? – спросил я, удивленный тем, как гулко и твердо прозвучал мой голос в этом огромном помещении.

– Почему? Ха-ха! – воскликнул Нордхэген, затем, улыбаясь, покачал головой. – Почему? Почему? А что мне оставалось делать? Вызвать каждому по такси и отправить их домой?

– Почему они здесь, в таком виде?

– Почему, почему, почему. – Лицо Нордхэгена озарилось интересом. – Можете с таким же успехом спросить, почему погибла цивилизация майя, почему Кеннеди решил ехать в открытом лимузине во время визита в Даллас, почему мы слезли с деревьев. Что есть «почему»? «Почему» не существует. Существует только сейчас и вот это. – Он обвел жестом людей в ящиках. – Это происходит сейчас. И это единственный факт, который имеет значение. Не надо начинать с «почему». Надо начинать с сейчас. И сейчас это – факт вашей жизни.

У меня кружилась голова, но часть мозга продолжала работать. Я заметил, что среди этих людей поровну мужчин и женщин. В основном среднего возраста, хотя имелись и молодые, и старые.

– Безумец? – продолжал декламировать Нордхэген. – Вам ведь пришло на ум слово «безумие»? Ничего страшного. Я не возражаю. Почитайте Йейтса, молодой человек. Йейтс писал: «Почему старикам нельзя быть безумцами?» Все сводится к этому: другого финала быть не может. Но «молодежи не понять…» и вам следует узнать, «почему старикам приходится быть безумцами». Что ж, Томас, относитесь к этому как к производственной практике.

Нордхэген замолчал, но мне было нечего ему сказать. Пусть продолжает нести бред. Я уже не мог ему помочь. Он взял меня за руку и начал объяснять, как все устроено.

– Посмотрите сюда, – сказал он. – Их моют, за ними убирают. И вот, видите эти капельницы? Это их еда. Основные питательные вещества. И никто из них не подавится! – подчеркнул он не без гордости. – О да, о них заботятся, за ними присматривают. Их защищают. Это мои люди.

Я же видел людей, которые страстно желают умереть, но вынуждены жить в извращенном раю Нордхэгена. Я видел их опрелости, обвисшую, мертвенно-бледную кожу, покрытые коркой глаза, пену в уголках рта. Я видел туловища и черепа, утыканные электродами.

– Вот это… от вас не требуется сразу запомнить все имена, но у нас есть замечательные люди, – с маниакальной гордостью продолжал болтать Нордхэген.

Мы подошли к мужчине, который старался обратить на себя внимание. Его глаза светились от гнева. Нордхэген открыл стеклянную дверцу.

– Да, преподобный?

– Ты больной, отвратительный, мерзкий… – проскрипел несчастный пленник, и его покинули силы.

– Да, да, – радостно согласился Нордхэген. – И таким больным, отвратительным и мерзким сделал меня ваш Бог.

– Не смей винить в этом Господа, – слабо запротестовал мужчина.

– Нет? Ну ладно, – сказал Нордхэген. – Прощаю грехи твои, Господи.

Он закрыл дверцу и повел меня дальше.

– О, вот еще кое-кто, – сказал он, остановившись еще у одного ящика. – Вы, как недавно переехавший сюда, возможно, его не знаете. Но он – местная знаменитость. Укокошил жену и няню, а потом пришел ко мне, чтобы я изменил его внешность, а он смог, в свою очередь, сменить обстановку. Я с удовольствием исполнил оба его желания. Скажу по секрету, он, как выразился Достоевский, почти вернул свой билет Создателю. Но я, вообще-то, тоже.

Нордхэген почти стал похож на себя прежнего, старого весельчака. Он улыбался озорной улыбкой, словно все происходящее вокруг было какой-то глупой шуткой. Но теперь я знал, на что обращать внимание, и видел, насколько ему сложно сохранять видимость нормального человека. Он был очень умелым сумасшедшим.

– Фильмы? Я постоянно показываю им фильмы, – сказал он, словно меня интересовали их развлечения. – У меня годы ушли на то, чтобы собрать приличную коллекцию. Они очень любят «Экспрессо Бонго» и «Девушку ритма»[27]