Наемница из клана Прайд - Екатерина Севастьянова

Статистика гласит, что большинство проклятых, осознав, что их проклятие неискоренимо, неизлечимо и шансов на чудесное исцеление не предвидится, предпочитают эвтаназию мучительной смерти — намеренное прекращение жизни с помощью

безболезненной и простой инъекции. Возможно, это разумный выход из трагичной ситуации. Ни боли, ни мучений. Один укол и… занавес смерти медленно опускается. Но есть и те, кто отдает предпочтение жизни, кто цепляется за каждый отведенный ему день, независимо от того, как скоро его заберет смерть — сегодня или через год. Любой выбор достоин уважения. Проклятым не позавидуешь, ведь их жизнь под тенью неизлечимого проклятия гарантирует адские муки и агонию в конце. Многие сходят с ума от боли и галлюцинаций задолго до смерти.

 Тема с проклятиями мне была знакома. После убийства старейшины я получила проклятие (знала, что получу, но все рано пошла на этот шаг), которое всегда считала смертельным. И до последнего была уверена, что у меня не получится от него избавиться. Но я не собиралась сдаваться. Я была согласна на муки и агонию, только бы пожить без клана хотя бы пару лет… или месяцев, тут уж как получится. Спасибо руннику с острова Оска! To проклятие оказалось далеко не смертельным. Рунник нейтрализовал его всего лишь за несколько дней.

— Мама говорит, что я снова увижу нашего Олсена! — донесся до моих ушей детский голос.

Я резко затормозила. Ребенок?! По голосу девочка лет пяти, может чуть больше. Что она делает в отделении для смертельно проклятых? Какая больная на голову сволочь способна наслать проклятие на беззащитного ребенка?

— Еще она говорит, что я увижу бабушку. И дедушку. И даже папу Наррли, моего первого папу… но я его не помню. Наверное, он тоже меня не помнит. Как мы узнаем друг друга? Хм м.

Я приблизилась к палате, из которой доносился голос, и тихонько приоткрыла незапертую дверь. Ком встал посреди горла. И правда, ребенок! Очень больной ребенок демонической расы… неимоверно худой и бледный.

Девочка играла на кровати с куклой. Ее бледная кожа, местами покрытая черной коростой, висела на хрупких костях. Голубые глаза слезились кровью, маленькие ручки беспрестанно тряслись, а по лбу струился пот, выдавая сильный жар, который, вероятно, уже невозможно сбить.

— Но больше всего я хочу увидеть именно Олсена! — заявила девочка, расчесывая кукле шикарные золотистые локоны. — Очень по нему скучаю! Нам с ним будет весело… как раньше.

Сперва мне показалось, что девочка говорит с куклой — это неудивительно, ведь современные игрушки способны разговаривать, анализировать настроение ребенка и зачастую развлекать его играми. Но нет…

— Кто такой Олсен? — спросила отнюдь не кукла.

Я шире открыла дверь: понимая, что девочка в палате не одна. Райвен сидел рядом с кроватью и хмуро изучал какие-то данные на экране анализатора.

— Олсен — наш пес! — охотно пояснил ребенок. — Пушистый грауч с такими смешными крылышками. Его сбила капсула в прошлом году! Мне было тааак грустно, но потом мама сказала, что мы с ним скоро увидимся, ведь собаки попадают в тот же загробный мир, что и их хозяева.

 Мое появление не осталось незамеченным.

Райвен вскинул голову, отреагировав на едва ли заметное движение двери. Его хмурый взгляд приобрел весьма озадаченное выражение, когда он меня увидел. Да уж… понимаю… встретить краймера в паллиативном отделении ожидаешь в самую последнюю очередь

— Что вы здесь… — с подозрением начал он, но договорить не успел. Девочка уставилась на меня своими большими глазами, полными крови, и неожиданно улыбнувшись, с восхищением заявила:

— Вы ооочень красивая!

На мгновение у меня пропал дар речи. Дети боятся краймеров. Все дело в темной энергетике, которую они улавливают сильнее взрослых.

— Правда? — смутившись, переспросила я.

Девочка уверенно закивала.

— Вы пришли кого-то навестить? — она подалась вперед, к краю кровати, в нетерпении ожидая моего ответа. Бедняжка… Видимо, ей не хватает общения. Проклятые находятся в изоляции от всего мира. И я очень сомневаюсь, что их часто навещают. — Раньше я вас здесь не видела.

Я неуверенно взглянула на Райвена, ища поддержку в его лице. Не имею ни малейшего желания врать умирающему ребенку, но и говорить правду тоже не хочу — придется слишком много объяснять. Да и вообще… я никогда не общалась с детьми, разве что с детьми краймеров, будучи в юном возрасте. Меня до дрожи пугает мысль, что я могу случайно навредить ребенку. Своей магией или даже чарами. Я ведь не знаю, как чары влияют на детей. И надеюсь, никогда не узнать.

Вот только охотник помогать мне не стал. Он издевательски хмыкнул и не менее издевательски произнес:

— Да, мисс Прайд, мне вот тоже интересно. — Он прищурился. — Вы пришли кого-то навестить? Ночью? В закрытое для посещения отделение?

Ладно. Придется ответить обтекаемо честно.

— Вообще-то, я искала вас, господин Райвен. По личному вопросу. — Я достала из кармана брюк украденный пропуск и бросила его охотнику. — Медсестра любезно пустила меня в отделение… правда, сама она об этом еще не знает.

Поймав пропуск, Райвен скептично его осмотрел, убедился в подлинности и с надеждой спросил:

— Медсестра в порядке?

— За кого вы меня принимаете? — шутливо отмахнулась. — Разумеется, в порядке.

Высокородный погрозил мне пальцем и, спрятав пропуск в карман камзола, сказал:

— По краю лезвия ходите, мисс Прайд.

Да я и по воде могу пройтись, если потребуется.

— Так вы друзья?! — понаблюдав за нами, определила девочка.

— Хотелось бы надеется, что да, — с намеком произнесла я, адресуя ответ Райвену… который лишь невзрачно усмехнулся, но ничего на это не сказал. Он взял планшет для записей и, насколько мне было видно, отменил все медикаменты, которые ранее были прописаны ребенку, после чего повесил планшет обратно и внимательно посмотрел на девочку.

— Давай, Оливия, — мягко велел охотник, — ложись в постель.

Она сморщила маленький носик.

— Не хочу!

— Если поспишь хотя бы час, — пошел Райвен на компромисс, — то, когда проснешься, тебе станет намного лучше.

Думаю, это была ложь. Если проклятому существу отменяют медикаментозную поддержку — это значит, что пришел конец и смерть уже стучится в дверь. Лекарства больше не помогают, а начинают отравлять. Остается еще магическая помощь… но и на ней долго не продержишься. Могу предположить, исходя из своих скудных знаний медицины, что девочке осталось от силы недели две… а потом ее мучения закончатся и она встретится со своим погибшим псом.

 После пяти минут уговоров, Райвен все же смог уложить Оливию в кровать. Он вел себя профессионально, поэтому понять его отношение к Оливии, как к ребенку, а не как к пациенту, было попросту невозможно. Подключив к ее хрупкому телу датчики, считывающие все жизненные показатели — в данный момент весьма печальные — высокородный погасил в одиночной палате тусклый свет и вышел в коридор, увлекая меня за собой.