Темный инстинкт - Татьяна Степанова

— Смешно, да? — Мещерский сейчас говорил тоном Кравченко.

— Смеха в этом мало, Сергей, — Корсаков снова тяжко вздохнул. — И стыдно. Но это поначалу, потом стыд исчезает. И становится только страшно. Действительно страшно. За всех нас.

* * *

Кравченко, спускавшийся по лестнице, увидел выходящего из зала Корсакова — тот направлялся в кухню. Окликать его Кравченко не стал. Не стал он разыскивать в этом мрачном и тихом доме и Мещерского. Хотелось побыть одному в этой давящей тишине. Он открыл двери гостиной — сюда так никто еще и не входил. Кругом царил беспорядок, оставшийся после отъезда милиции.

Он стоял и смотрел на телевизор, на кресло, на камин, полный золы, на истоптанный грязный ковер, на засохшие, скрюченные ветки рябины в напольной вазе, и внезапно ему стало, быть может, впервые за эти дни, по-настоящему страшно. Он почувствовал — всей кожей, каждым нервом своим, каждой клеточкой и жилкой, — что в этой вот пустынной и разгромленной комнате, в этом гулком притихшем доме клубится нечто грозное и тяжелое, беспощадное и душное. Нечто, от которого не хватает воздуха легким и сердце пускается вскачь бешеным судорожным галопом — только бы убежать, укрыться, только бы спастись…

«Вот оно что значит, оказаться под одной крышей с убийцей, — подумалось и Кравченко. — Вот оно каково приходится. Боже мой, а ведь Серега в ту ночь это самое почувствовал первым. Он его почувствовал. Того, кто не спал в ту ночь и шел по дому. Того, кого до сих пор мы так и не узнали».

Что больше всего запомнилось Сергею Мещерскому из того длинного и томительного временного отрезка (вечер, ночь, утро), после которого им стало действительно страшно, потому что они внезапно ощутили свое полнейшее бессилие перед судьбой? Если бы его спросили, сначала он бы ответил: ничего — последующие жуткие события напрочь стерли из памяти все впечатления.

Потом, наверное, в его измученной голове всплыло бы все-таки нечто яркое, шумное, нелепое и совершенно неприемлемое для той напряженной и настороженной атмосферы, витавшей в доме перед этим новым неожиданным кошмаром, — а именно: гремящая магнитола в траве, поднимающаяся над озером тихая зеленая луна, тускло-золотистая листва, темная хвоя. «Pet Shop Boys», выплескивающие с пленки песню за песней, хит за хитом, раскатистая дробь ударника — и Алиса, отплясывающая какой-то дикий бесшабашный танец: белобрысые волосы и клетчатая юбка — веером, вместо туфель на тонких взбрыкивающих ножках — увесистые белые кроссовки, куртка брошена на ветки кустарника, и глаза — сумасшедшие, торжествующие, пустые и.., полные слез.

А еще ему наверняка вспомнился бы и Агахан Файруз.

Потому что именно его Мещерский видел входящим в спальню Марины Ивановны около половины двенадцатого вечера: Александра Порфирьевна, отвозившая на столике-каталке Зверевой поздний ужин, сообщила, что та перед сном желает переговорить со своим секретарем.

А наутро они с Кравченко проснулись без четверти восемь. В половине десятого следовало уже выезжать: туда, куда их вызывали, лучше было не опаздывать.

После душа Кравченко (он, как всегда, собрался быстрее) в коридоре столкнулся с Новлянским. Тот нес из своей ванной пластиковое ведро с горячей водой — наверняка собирался мыть машину. На этот раз одной «Хондой» в поездке обойтись было бы трудно.

— Марина Ивановна еще спит? Не вставала? — интимно понизив голос, поинтересовался Кравченко.

Пит что-то буркнул. Но когда Кравченко уже спускался по лестнице, не выдержал — окликнул:

— Вадим, подожди! Это.., такое дело… Ее вообще-то разбудить надо… Вернее, их. А я.., а мы…

Кравченко про себя усмехнулся: домочадцы остерегаются снова нарушить уединение вдовы. (В тот миг он был абсолютно уверен, что Шипов-младший, несмотря на свои вчерашние расстройства и разочарования, все-таки провел и эту ночь в постели вдовы. А куда он денется, раз попробовал?) — Мне самому разбудить Марину Ивановну? — спросил он невозмутимо.

— Д-да, пожалуйста. — Пит даже до вежливости снизошел. — Я не хочу туда к ним сам… И тетю Шуру не хочу просить… В общем, Марина сердится на нас. А когда она сердится…

Кравченко легко сбежал по ступенькам. Сердится… Пит скажет тоже, лучше б молчал. Он прошел по коридору, обогнал домработницу, уже катившую сервированный столик. В холле перед белыми дверями набрал в грудь побольше воздуха и громко постучал.

— Марина Ивановна, вы не забыли? Нам сегодня всем надо ехать, пора вставать! — Фраза вышла не ахти какой складной, но это от волнения. (Он и сам этому удивился: чего волнуешься-то? Баб, что ль, не видел?) Тишина.

— Марина Ивановна, пора. Вставайте. — Тишина. — Можно? — Он нажал на ручку, дверь подалась — открыто.

Тут из музыкального зала вышел Зверев. Держался он поодаль, но смотрел и слушал очень даже внимательно.

Кравченко открыл дверь и…

И едва не захлопнул. Сердце вдруг ухнуло куда-то вниз, вниз… А в ушах лупили и грохотали молотки какой-то чертовой кузницы: это хлопали об пол тарелки — заглянувшая в спальню домработница не смогла удержать их в руках.

* * *

Спустя несколько часов, когда Кравченко уже давал показания, его беседа с помощником прокурора, отраженная в протоколе допроса, выглядела примерно так:

— Расскажите, что произошло непосредственно перед тем, как вы обнаружили тело?

— Не произошло буквально ничего необычного. Это было просто утро — и все. Я встал, принял душ, оделся и…

— Сергей Мещерский, ваш знакомый, что делал он?

— То же самое, что и я — мы оба собирались в прокуратуру. К вам.

— А ночью он не покидал вашей комнаты?

— Без сомнения, не покидал.

— Откуда же вам это известно? Вы же спали. Или… нет?

— Я спал. Но если бы Сергей выходил, я бы это непременно услыхал. Я повторяю и настаиваю: Сергей всю ночь находился в комнате. И я тоже. Мы никуда не отлучались и не разлучались ни на минуту.

— Чрезвычайно длинный ответ на мой коротенький вопрос, Вадим Андреевич.

— Отвечаю как умею.

— Ну хорошо. Итак, сегодня утром, по вашим словам, вы отправились будить гражданку Звереву. Что же, она не в состоянии даже сама подняться в нужное время? У нее в спальне нет будильника?

— Меня попросили ее разбудить.

— Кто попросил?

— Петр Новлянский.

— А почему он сам этого не сделал?

— Он собирался мыть машину.

— Я читал его первый допрос после убийства Шилова.

Тогда гражданин Новлянский тоже, кажется, мыл свою машину. Какое странное тяготение к чистоте в то время, когда вокруг убивают людей. Вы не находите?

— Я заметил, что Новлянский очень аккуратен.