Унесенные за горизонт - Раиса Кузнецова

Вавилов выслушал просьбу, но посетовал на отсутствие времени и посоветовал Ивану Васильевичу самому написать такое предисловие. Однако, услышав подробности этого дела, он, зная упорство «ортодоксов» ― почитателей знаменитых имен, предложил: «Переработайте мою статью, написанную к 30-летию Октября». Это была статья о русской и советской науке. Ваня последовал его совету. Вавилов одобрил новую редакцию и, кроме того, написал коротенькое вступление к двухтомнику, охарактеризовав работу составителя, Кузнецова И. В. , как «большой вклад в историю науки».

Впоследствии, вероятно, зимой пятидесятого года, по инициативе С. И. Вавилова в Ленинграде было проведено первое совещание историков науки. По поручению президента АН Иван Васильевич был, по существу, ведущим организатором совещания. Кстати, немало хороших отзывов услышал он на совещании о своей работе, в том числе о двухтомнике «Люди русской науки», который к тому времени получил обширную положительную прессу и одобрение научной общественности. Я тоже гордилась этой работой, так как и сама принимала непосредственное участие в приглашении авторов и первоначальном редактировании. В 1962 году мы выпустили повторное, расширенное издание в четырех томах.

Однако вернусь на два года назад, в 1948-й..

Ваня не оставлял мечты о докторской. Он хотел создать фундаментальный труд на тему: «Философия и физические теории». Поэтому усиленно собирал материалы, много читал, записывал свои формулировки, мысли. И вдруг однажды приходит очень взволнованный и расстроенный. Вызвал его к себе С. И. Вавилов и уговорил взять на себя заведование редакцией физики в Большой Советской Энциклопедии.

― И ты согласился? ― ужаснулась я.

― Да, ― горько вздохнул он. ― Я не мог отказаться после того, как он сказал, что не доверяет работникам редакции и потому вынужден сам редактировать статьи по физике и весь этот раздел, помимо того что он главный редактор БСЭ. Я сказал, что не могу оставить Институт философии и намерен вплотную заняться докторской, а он ответил, что он президент Академии, директор научно-исследовательского института, главный редактор БСЭ и многих научных журналов, ― одним словом, у него одиннадцать должностей, которыми его вынуждают заниматься: «Если вы придете в редакцию физики БСЭ, я сброшу с себя хотя бы одну нагрузку, я знаю, что мы единомышленники в области физики и философии, вы почти единственный, кому я могу довериться полностью».

― Ну, разве я мог отказаться?!

― Да, конечно, отказаться ты не мог, но как же мы теперь будем? Если ты останешься в институте совместителем, тебя немедленно исключат из очереди на квартиру, с твоим здоровьем ты не сможешь уделять времени и сил докторской.

― Возможно, так все и будет, возможно. Но я не мог отказать Сергею Ивановичу в его просьбе, ― грустно заключил разговор Ваня.

Итак, нагрузка действительно огромная, докторская отложена «до лучших времен», а через некоторое время нас, как я и опасалась, исключили из списков на получение квартиры, а ведь мы стояли там «первыми». Все это было тяжело и обидно... Но мы пережили этот удар, а потом мне пришла в голову гениальная мысль: я стала упрашивать Ивана Васильевича при встрече с С. И. Вавиловым рассказать ему о том, что из-за перехода на работу в БСЭ мы потеряли возможность получить квартиру, что живем восемь человек в двух комнатах площадью тридцать пять метров, из них одна комната проходная и темная. Но Ваня категорически отказался говорить с Вавиловым о своей проблеме..

Прошло больше года. Однажды пришел оживленный, радостный.

― Представь себе, ― сказал он, ― ты была права, мне надо было поговорить с Сергеем Ивановичем насчет квартиры. Сегодня я был у него, и он сам завел разговор, стал расспрашивать о моей семье, об условиях, в которых живу. Услышав о том, что я потерял очередь на квартиру, буквально устроил мне нагоняй, что не сразу сказал ему об этом, заставил тут же написать заявление в жилищно-бытовую комиссию, на которой написал просьбу «обеспечить семью товарища Кузнецова квартирой в первом же доме, который будет сдан «Центракадстроем».

Конечно, наша радость оказалась преждевременной. Не раз приходили письма, в которых «вежливо» сообщалось, что наше заявление о предоставления квартиры пока удовлетворить невозможно, что такая возможность, «вероятно, представится при заселении следующей секции дома». Такие писульки присылались каждый раз, когда происходило очередное заселение. Я настаивала, чтобы Иван Васильевич рассказал об этом Сергею Ивановичу, но он считал это «неделикатным».

― Подождем, не могут же они не выполнить просьбу президента!

Отец Ивана Васильевича снова заболел, так что пришлось уложить его в больницу, где в январе 1951 года он и скончался. Ваня тяжело переносил смерть отца, обвиняя себя в том, что мало уделял ему внимания и времени. А где было ему взять это время?

В том же январе 1951 года умирает Вавилов ― ему было всего лишь шестьдесят лет. Это была тяжелая потеря. К тому же мы лишились надежды на изменение условий нашей жизни.

Новым президентом стал А. Н. Несмеянов, с которым Ивана Васильевича жизнь раньше не сводила. Положение казалось безвыходным... Неожиданно Ваню пригласил к себе ученый секретарь Академии наук Топчиев. Попросил помочь ему написать какой-то документ для ЦК. Разговор потом перешел в иную, неделовую плоскость... Топчиев очень хвалил статью Ивана Васильевича в «Вопросах философии», посвященную Вавилову, а потом сказал:

― Я знаю, что жилищно-бытовая комиссия не выполнила просьбу Сергея Ивановича о предоставлении вам квартиры. Не волнуйтесь, я сам займусь этим делом. У нас сейчас ведется строительство очень приличного дома на Песчаной улице, у метро Сокол. Потерпите еще немного.

Топчиев выполнил свое обещание, но это случилось лишь через полтора года, а за это время пришлось пережить немало и радостных, и печальных событий.

Иван Васильевич очень много работал в БСЭ, в Институте философии, в редакции журналов «Вопросы философии» и «Наука и жизнь», в которых был членом редколлегий, писал много статей. А я в главке научно-популярных фильмов курировала картины ― прежде всего географические, которые с сорок восьмого года начали создаваться по инициативе Владимира Адольфовича Шнейдерова. В моем ведении были также фильмы о природе, выпускаемые для общего экрана, и сельскохозяйственные ― по заказу Министерства сельского хозяйства СССР. Работа была увлекательная. Я никогда не удовлетворялась простым ознакомлением с литературными и режиссерскими сценариями, но старалась лично встретиться и с героями, чей опыт передавался в картине, и с научными консультантами. Запомнилась, например, Прасковья Андреевна Малинина, о которой был сделан полнометражный фильм. Чтобы помочь режиссеру в предстоящей работе, я встретилась с Малининой в номере гостиницы «Националь», где она, как депутат, проживала во время сессии Верховного Совета. Когда постучалась и вошла, с постели приподнялась явно усталая женщина с простым русским лицом. Я попросила ее не вставать, она согласилась и, вытянув ноги в грубых нитяных чулках, вновь прилегла.