Колдунья - Филиппа Грегори

Кэтрин осталась в замке вместе с Рут, Марджери, горсточкой слуг, парой поварих и несколькими стражниками.

— Она отказалась с нами ехать, — сообщила Элис Хьюго. — Говорит, что очень устала. Она всегда говорит, что устала, что бы ей ни предложили! Без нее будет лучше.

Хьюго не скрывал своей озабоченности.

— До родов три месяца, — заметил он. — Если она сейчас не поднимается с постели, каково же будет в октябре?

— Станет совсем как мешок с картошкой, — ехидно ответила Элис. — Хватит, Хьюго! Она устала и хочет отдыхать, не можешь же ты силой заставить ее ехать с нами. Вечерком, когда вернемся, посидишь с ней, поделишься впечатлениями. Да и что для нее хорошего, если ты вытащишь ее из спальни на жаркое солнце, когда она так раздобрела и быстро утомляется?

Сенокос был последним в этих владениях, и Хьюго готовился потрудиться, поскольку сам должен был сделать окончательный прокос. Для него специально оставили узкую полоску ярко-зеленой травы. Свита из замка рассыпалась по краям поля, служанки и слуги уже расстилали скатерти, выгружали большие кувшины с элем и доставали буханки хлеба и мясо. Намечались танцы, и в углу поля настраивали инструменты с полдюжины музыкантов, от них шел такой шум, будто от стаи кошек. Косари и их жены собрались на жаре задолго до полудня — ждали события. Они нарезали зеленых ветвей и сложили из них шалаш, куда поместили кресло для старого лорда. Ему помогли сойти с лошади и отвели в тень, а в это время Дэвид уже бегал по полю, отдавая распоряжения для праздника и стараясь ничего не упустить.

Для Хьюго заранее приготовили остро наточенную косу, и управляющий, ответственный за сенокос, стоял вместе со своей женой, одетый во все самое лучшее, и собирался передать косу молодому лорду. Хьюго спрыгнул с лошади и бросил поводья мальчику, а сам помог спуститься Элис. Рука об руку они направились к крестьянину и его жене; Элис ступала по длинным рядам свежескошенной травы, вдыхала сладковатый, пьянящий запах полевых цветов и ароматного сена. Новое зеленое платье приятно шуршало по стерне. Она повернула голову к солнцу и вышагивала с таким видом, будто шла по собственному полю.

— Сэмюэл Нортон! — радостно приветствовал Хьюго управляющего, когда они приблизились.

Мужчина стащил с головы шляпу и низко поклонился. Его жена присела в глубоком реверансе. Когда она выпрямилась, лицо ее было белым. На Элис она не смотрела.

— Доброе сено уродилось, — весело продолжал Хьюго. — Прекрасный урожай в этом году. Благодаря тебе, Нортон, мои лошади горя не будут знать.

Тот что-то забормотал. Прислушиваясь, Элис подалась вперед. И только она это сделала, как жена управляющего вздрогнула и непроизвольно отступила назад. Элис сразу остановилась и задала ей прямой вопрос:

— В чем дело?

Крестьянин покраснел и пояснил:

— Жена не совсем здорова. Ей не надо было приходить, но она настояла. Ей очень хотелось повидать вас, милорд и леди Кэт… — Он осекся и невнятно добавил: — Она плохо себя чувствует.

Женщина снова присела и начала пятиться назад, подол ее лучшего воскресного платья зашуршал по скошенной траве.

— Что такое? — небрежно обронил Хьюго. — Вы больны, миссис Нортон?

Белая как полотно женщина открыла рот, но не издала ни звука. Она только переводила взгляд с мужа на Хьюго и обратно. Однако на Элис она так и не взглянула.

— Простите ее, — торопливо проговорил крестьянин. — Понимаете, она нездорова, с женщинами это бывает, никогда не догадаешься, что у них на уме… Просто бешеные становятся. Сами знаете, какие они бывают, милорд, эти бабы. Жена думала повидать леди Кэтрин. И мы не ожидали…

Благостное настроение Хьюго мгновенно улетучилось.

— Чего это вы не ожидали? — зловеще нахмурился он.

— Нет-нет, ничего, милорд, — снова забеспокоился Нортон. — Мы не хотели никого обижать. Просто жена приготовила для леди Кэтрин подарок… счастливый талисманчик, в общем, женские глупости. Ну вот, она и надеялась увидеть госпожу и подарить, значит. И больше ничего.

— Я передам ей, — вмешалась Элис; она шагнула вперед и протянула руку; складки зеленого шелка заструились вокруг. — Дай мне свой подарок для леди Кэтрин, и я передам ей. Я ее самая близкая подруга.

Миссис Нортон вцепилась в небольшой мешочек, висящий на поясе.

— Нет! — воскликнула она с неожиданной энергией. — Я сама занесу его в замок. Этот пояс — реликвия, освященная святой Маргаритой в помощь женщинам при родах, а молитва святой Фелицате поможет родить мальчика. Он уже дюжину раз сослужил мне добрую службу. И леди Кэтрин обязательно должна получить его. Вам нужно иметь его, милорд Хьюго, для вашего сына. Я приду в замок и вручу его самой миледи.

— Дай его мне! — раздраженно потребовала Элис. — Я передам его леди Кэтрин вместе с твоими пожеланиями.

Она протянула руку, но миссис Нортон отпрыгнула назад, словно видела перед собой опасного зверя. Из толпы людей, мужчин и женщин, донеслось шипение — так шипит кошка, почуявшая опасность.

— Только не в ваши руки! — К миссис Нортон полностью вернулся дар речи, и голос ее звучал визгливо и резко. — В чьи угодно, но только не в ваши! Это святая реликвия, спасенная в сгоревшем аббатстве. Монахини хранили ее ради блага тех, кто выходит замуж. Ради блага женщин, которые ожидают детей, зачатых в браке, от своих мужей, на супружеской постели. А не для таких, как вы!

— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — задыхаясь, крикнула Элис.

Она еще раз потянулась к небольшому мешочку, который миссис Нортон сжимала в руке. Теперь девушка хорошо его рассмотрела. Это был кошелек из бархата, посередине весь вытертый от бесчисленных поцелуев женщин, молившихся о благополучных родах. Она помнила его по своей жизни в монастыре, он хранился в позолоченной шкатулке возле алтаря. Когда женщина с большим животом приходила в церковь, она могла обратиться к какой-нибудь монахине и попросить поцеловать его. И как бы ни была женщина бедна, отказа никому не было. Элис поймала себя на том, что глаз не может отвести от золотой вышивки на кошельке. Она помнила, что эту вышивку сделала сама матушка аббатиса. «Моя матушка», — подумала Элис. Неожиданная боль пронзила ее сердце и вызвала волну гнева.

— Да ты сама знаешь, кто ты? — возмутилась она. — Воровка, вот ты кто! Эта вещь принадлежит монастырю, она не предназначена для сенокосов. А ну-ка, отдай!

— Ведьма! — выпалила миссис Нортон.

Она быстро отскочила, и Элис не успела выхватить у нее кошелек.

— Ведьма! — снова прозвучало то же слово, уже тише, но достаточно громко и отчетливо.

Толпа косарей и всех остальных замерла в гробовом молчании. На мгновение Элис показалось, что мир вокруг застыл, словно она превратилась в разрисованный кусок стекла в хрупкой освинцованной раме. Ничто не шевелилось, не двигалось, остановилось само время, умерли все звуки. Нет, не следовало миссис Нортон произносить это слово, как не следовало и Элис слышать его. Косарям, жителям деревни, обитателям городишка и людям из замка не следовало держать это слово в голове. Элис не знала, как реагировать, чтобы отвести от себя эту неожиданную опасность, выросшую из невинного утра.