Звезда для Наполеона - Жюльетта Бенцони

– Любить сразу нескольких? – воскликнула ошеломленная Марианна. – Я не смогу никогда!

Фортюнэ встала, потянулась всем своим гибким золотистым телом и одарила Марианну насмешливой и одновременно дружеской улыбкой.

– Вы слишком юны, чтобы все понять. Мы еще поговорим об этом. А сейчас набросайте быстро записку вашему американцу и пригласите его навестить вас. Он где живет?

– В отеле Империи на улице Серутти.

– Это недалеко. Я сейчас пошлю слугу. Возьмите на секретере все, что нужно для письма.

Через несколько минут, когда Марианна решила более серьезно, чем в Тюильри, заняться своим туалетом, калитка хлопнула за посланцем Фортюнэ. Не желая самой себе признаться в этом, Марианна была счастлива при мысли, что вновь увидит Бофора вместе с Жоливалем и Гракхом, которых она просила взять с собой, поскольку он назначил им свидание утром в своем номере. Все трое прочно заняли место в ее сердце, показав, какой должна быть настоящая дружба. Отослав слугу с письмом, Фортюнэ спросила, действительно ли Язон любит ее, и Марианна честно ответила:

– Нет, это маловероятно! Он считает себя в неоплатном долгу передо мною, и поскольку он человек порядочный – теперь я это понимаю, – он хочет возместить мне утраченное по его вине. Он будет разочарован, что я не еду с ним, но не больше.

– Он никогда не требовал того, что… стало предметом недостойной сделки с вашим супругом?

– О, нет! Просто мне кажется, что я немного нравлюсь ему, вот и все. Вы знаете, это удивительный человек! Прежде всего он любит море, свой корабль и команду. При том образе жизни, какой он ведет, для любви остается мало места.

Фортюнэ не настаивала. Она удовольствовалась тем, что со снисходительной улыбкой пожала плечами, но когда час спустя зазвенел колокольчик, возвещая приход гостя, она как по волшебству возникла в салоне, одетая с ног до головы. Видимо, американец возбудил ее любопытство.

Но гостем оказался не Язон. В то время как две молодые женщины вошли в салон, в противоположных дверях показался одетый как с модной картинки Аркадиус де Жоливаль. Пока он приветствовал их с грацией XVIII века, демонстрируя одновременно изящество и хорошее настроение, радость на лице Марианны смешалась с разочарованием.

– Вы видите меня, сударыни, не только счастливым, но и приведенным в восторг от гордости быть допущенным засвидетельствовать мое почтение у столь прелестных ножек.

– Кто это? – шепнула Фортюнэ, с любопытством глядя на новоприбывшего.

– Мой греческий князь, Аркадиус де Жоливаль, о котором я вам говорила, – рассеянно ответила Марианна. – А где же Язон, мой дорогой друг? Почему он не с вами?

Жоливаль широко улыбнулся.

– Но он здесь, милое дитя, он здесь! Но только в виде письма. Я не смог склонить его прийти. Он сказал, что это бесполезно. И как раз, когда я последовал за вашим слугой, сударыня, он садился в карету, чтобы ехать в Нант.

– Он уехал! Не повидавшись, не попрощавшись со мною?

Голос слегка изменил Марианне, что заставило Фортюнэ внимательно взглянуть на нее. Видно, не все так просто с этим американцем! А Аркадиус неторопливо подошел к молодой женщине и вручил ей письмо, извлеченное из-под пышного жабо.

– Я полагаю, что в нем он прощается с вами, – сказал он кротко. – Он посчитал, что ему здесь больше нечего делать. Корабль и дела зовут его к себе.

– Но… а как же его рана?

– Пустяк для такого человека, как он. Император прислал к нему сегодня утром своего личного врача с выражением его благодарности и… подарком на память. И затем, что может быть лучше морского воздуха для раны! Всякий знает, что на море раны затягиваются гораздо быстрее, чем на суше. Таково же и мнение императорского врача, который несколько раз повторял это… Но, – добавил литератор после легкого колебания, – разве вы по-прежнему рассчитывали уехать с ним?

– Нет, – смущенно сказала Марианна. – Конечно, нет… Это стало невозможным.

От нее не ускользнуло упоминание о настойчивых советах императорского врача. Решительно Наполеон не оставлял без внимания ни одну мелочь.

– Тогда вам виднее. Прочтите же это письмо, оно объяснит вам все лучше, чем это сделал я.

Марианна сломала черную печать, украшенную изображением корабля с поднятыми парусами, развернула письмо и прочитала несколько строк, написанных размашистым властным подчерком: «Почему вы не сказали, что принадлежите «ему»? Вы избавили бы меня от опасности попасть в смешное положение. Я понимаю, что вам невозможно отправиться жить в мою страну. Хотелось бы только знать, искренне ли вы желали этого? Желаю вам все счастье мира, но если когда-нибудь вы почувствуете в этом счастье привкус горечи, вспомните, что существую я… и что я в долгу перед вами… потому что опасность, которую я вам предвещал, еще не миновала. Правда, отныне вы будете лучше защищены, чем это мог бы сделать я. Будьте же счастливы! Язон».

Кончиками подрагивающих пальцев Марианна протянула письмо Фортюнэ. Ее радость померкла под флером печали не столько из-за таинственной опасности, о которой он снова напомнил, сколько из-за того, что он уехал, даже не пытаясь увидеть ее, лишив ее возможности объясниться, извиниться и сказать ему наконец, какую признательность и дружеское участие питает она к нему. Ее разочарование было бесконечно более жестоким из-за его неожиданности. Правда, один Бог знает, на что она надеялась. Что рана Язона заставит его остаться еще на некоторое время в Париже, что у них будет время увидеться, поговорить и, таким образом, лучше узнать друг друга? Ей так хотелось упорядочить их взаимоотношения, странно хаотичные до сих пор, направив их в русло верной дружбы. Но Язон, очевидно, не хотел этой дружбы, может быть, потому, что она была возлюбленной Наполеона и скрыла это от него. Тон письма показывал, что его мужское самолюбие задето. Совершенно незаметно он стал вдруг для Марианны кем-то значительным и дорогим, чье отсутствие могло причинить боль.

Подняв глаза, она поймала взгляд Жоливаля, и ей показалось, что в нем промелькнуло сочувствие. Но в этот момент ее жизни она просто не могла вынести чьего-нибудь сочувствия. Она вскинула голову, переплетя пальцы, сильно сжала руки и заставила себя, улыбаясь, говорить о чем угодно другом, чтобы скрыть то, что она испытывала.

– Вы великолепно выглядите, – начала она, прерывая затянувшееся молчание. – Как вам это удалось? Что же вы стоите, садитесь, прошу вас!

Жоливаль сел и заботливо подтянул на угловатых коленях бледно-голубые панталоны, заправленные в изящные ботинки с длинными носками.

– Наш друг Бофор ссудил мне немного денег, благодаря чему я смог выкупить свою одежду и вновь занять комнату на горе Святой Женевьевы. Теперь дело в том, чтобы найти место, где я смог бы добывать средства к существованию. К тому же карточная игра меня больше не привлекает, ибо у меня нет ни малейшего желания вновь очутиться лицом к лицу с Фаншон Королевская Лилия и ее Филоменой.