Улица Теней, 77 - Дин Кунц

* * *

Пообедав в ресторане «У Топпера», Мак и Шелли Ривс под ледяным дождем пешком вернулись к «Пендлтону», чтобы увидеть у парадного входа множество патрульных автомобилей.

В вестибюле сидевшая за стойкой Падмини Барати огорошила их ужасной новостью о случившихся в доме убийствах. Поначалу они подумали, что Филдинг Уделл сделал последний шаг за черту здравомыслия, но не удивились, узнав, что рехнулся Микки Дайм. Да и кто бы удивился?

* * *

Его мать всегда говорила, что нельзя доверять людям в форме. Но они обошлись с ним очень вежливо. Разумеется, допрашивали его детективы в штатском. А когда у него запершило в горле от всей этой говорильни, они дали ему хороший травяной чай с тонким ароматом лимона. Когда он пожаловался, что кожа рук очень уж сухая, они нашли тюбик крема для рук, которым он сразу же воспользовался. Они настояли на том, что ему требуется адвокат, но этот человек постоянно говорил невпопад, и Микки велел ему заткнуться. Их интересовали не только убийства в «Пендлтоне», но и все прочие, совершенные Микки, и он получил огромное наслаждение, вспоминая всю свою карьеру. В конце концов, пусть они находились по ту сторону баррикад, пусть, в отличие от него, пребывали в здравом уме, они специализировались на том же, что и он, — на убийствах. И всем нравится слушать истории о работе коллег.

* * *

Последние дни Филдинг Уделл спал очень мало, и не приходилось удивляться, что в это утро он проснулся около одиннадцати часов, отдохнувший, как никогда. Заснул в углу своего кабинета. Когда открыл глаза, лежал в позе зародыша, напустив слюней, будто младенец.

Или он все видел во сне, или Правящая Элита сумела починить свой суперкомпьютер. Его квартира выглядела как всегда, все папки с документами стояли и лежали на положенных местах, компьютер ждал, когда он примется за работу.

Выглянув в окно, он увидел, что во дворе идеальный порядок. Растения не заполонили его, фонтаны работали. Во сне ему удалось подсмотреть истину? Ответ на это могло дать только время. В этом мире постоянной нестабильности в любое время могло произойти что угодно.

Приняв душ, он заказал ланч и обед в двух разных ресторанах. Ланч — куриное жаркое с грибами из китайского ресторана — съел, сидя за рабочим столом, и ни вкус, ни запах, ни внешний вид блюда не говорили о том, что это соевая зелень.

Во второй половине дня у него начало нарастать чувство вины. Он и проснулся с мыслью о том, что должен пожертвовать девяносто процентов от трехсот унаследованных миллионов доктору Кирби Игнису, чтобы тот мог продолжать свою очень важную работу, не волнуясь о финансировании. Он же не заработал эти деньги, а потому и тяготился ими. Только в этом случае он мог рассчитывать на прощение, но тем не менее медлил. В четыре пополудни, терзаемый этим новым приступом чувства вины, он вышел из своей квартиры и с неохотой направился к квартире «2-Е». В коридоре столкнулся с соседкой, Шелли Ривс, и ощутил безмерное облегчение, узнав, что прошлым вечером Микки Дайм застрелил Игниса.

Вернулся к себе и налил полный стакан домашней колы.

* * *

Санаторий «Дубовая роща» оправдал все его ожидания.

Кормили вкусно и все резали на небольшие кусочки, которые оставалось только отправить в рот, что экономило время, проведенное за обедом. Ложка заменяла вилку, но все блюда подавали в глубоких тарелках, так что Микки мог подхватить любой кусок, прижав его к стенке.

Он не мог и представить себе более уютную комнату. Удивительно удобное кресло, не кровать, а чудо. И постельное белье меняли каждый день, как в пятизвездочном отеле.

В его личной ванной полированная стальная пластина заменяла зеркало, потому что зеркало могло разбиться, а осколки — стать оружием. Дверцу душевой сделали из безосколочного стекла, которое при разрушении превращалось во множество крошечных фрагментов, бесполезных как для дилетанта, так и для профессионального убийцы. В его комнате и ванной нигде не торчали ни гвозди, ни шурупы. Если они и оставались в стенах, потолке или мебели, то утопленными и закрытыми сверху вклеенными пробками, исключающими доступ.

Впрочем, Микки не испытывал ни малейшего желания причинить кому-либо вред. Даже если бы ему не давали нейролептические препараты, он бы вел себя как положено. Счастье и удовлетворенность не покидали его с того самого момента, как он признал свое безумие. Ушли все тревоги, все напряжение.

Судья запретил ему использовать деньги, которые он получал за совершенные убийства. Точно так же он не мог воспользоваться той частью наследства, которую мать оставила Джерри, его брату. Но Рената оставила Джерри только пятнадцать процентов, а Микки — восемьдесят пять, и она оказалась куда богаче, чем кто-либо мог себе представить.

Чарли Крисуэлл, адвокат Ренаты и назначенный судом опекун Микки, приезжал раз в месяц, чтобы убедиться, что его подопечный получает все необходимое. Микки нравился Чарли. Внимательный, добрый, да еще и голубой, то есть никогда не испытывавший к Ренате романтических чувств.

Теплым весенним днем еще один мужчина навестил Микки, когда тот сидел на веранде и наблюдал за белочками, бегающими через лужайку в тени огромных дубов. Микки постоянно носил на лодыжке электронный браслет, по которому спутник отслеживал его местонахождение. Когда он сидел на веранде, штрипки жилетки из тонкого кевлара крепились к спинке его инвалидного кресла с заблокированными колесами. Разблокировать их специальным ключом могли только сотрудники санатория. Все эти меры предосторожности не тяготили Микки. Он ощущал себя не заключенным, а свободным. Свободным от себя. Крепкий медбрат, наблюдавший за происходящим на веранде с табуретки, поставил стул для гостя рядом с креслом Микки, но на расстоянии, чуть большем вытянутой руки.

Гость, высокий, худощавый светлокожий мужчина с изогнутыми, пушистыми (напоминающими гусениц, предсказывающих суровую зиму) бровями и неестественно длинными пальцами, представился доктором фон Норквистом, и у Микки не было оснований в этом сомневаться.

Месяцем раньше Микки через Чарли Крисуэлла послал записку Норквисту: «Ваша идея постчеловеческой цивилизации со значительно уменьшенным и экологически рациональным народонаселением будет реализована в полной мере. Вы измените мир, как никто другой. Я это видел, и Кирби Игнис — тоже».

— Я не знаю, что здесь делаю, — начал Норквист.

— Знаете, — возразил Микки.

Холодные глаза цвета спелой сливы разглядывали Микки.

— Вы убили Кирби.

— Да.

— Почему?

Микки пожал плечами.

— Я безумец.

— Вы убили этих старушек-сестер, охранника, беспомощного слепого мужчину…

— Совершенно верно.

— И сбросили их тела в лавовую трубку.

— Наверное, сбросил. Точно не помню. Я собирался это сделать, скорее всего, и сделал.

— Почему?