Гость Дракулы - Брэм Стокер

– Мои дорогие, разве я не обеспечиваю всех вас щедрым денежным содержанием?

– Да, отец! – ответили все торжественно. – Никто не мог бы проявить большую щедрость!

– Разве я не позволяю вам одеваться так, как вам нравится?

– Да, отец! – это прозвучало немного более робко.

– Тогда, дорогие мои, не думаете ли вы, что было бы добрее и любезнее с вашей стороны не пытаться поставить меня в неловкое положение, даже если я надеваю наряд, который кажется вам смехотворным, хотя он достаточно обычен в стране, где мы собираемся пожить?

Ответа не последовало – Маркемы лишь потупились. Артур был хорошим отцом, и они все это понимали. А он, вполне удовлетворенный реакцией домашних, закончил:

– Ну, теперь бегите и развлекайтесь! Мы больше не будем говорить об этом.

Затем Артур снова вышел на палубу и храбро стоял под огнем острот, которые чувствовал вокруг себя, хотя до его ушей они и не долетали.

Однако изумление и насмешки, которые вызвал его костюм на борту судна, не шли ни в какое сравнение с ажиотажем, ожидавшим мистера Артура в Абердине. Когда семейство Маркем направилось к железнодорожному вокзалу, мальчишки, старики и женщины с младенцами, которые ожидали у места высадки под навесом, толпой последовали за ними. Даже носильщики с архаичными мотками веревки и новомодными тележками, которые ждали путешественников у сходней, следовали за ними с удивлением и восторгом. К счастью, поезд на Питерхед должен был вот-вот отправиться, так что эти мучения не продлились слишком долго. В вагоне славный шотландский костюм никто не видел, а на станции в Йеллоне оказалось всего несколько человек, и там все прошло хорошо. А вот когда карета подъехала к Мейнз-оф-Крукен и семьи местных рыбаков бросились к дверям, чтобы посмотреть, кто это проезжает мимо, волнение перешло все границы. Дети в едином порыве махали шапочками и с криками бежали за каретой; мужчины бросили сети и наживки и припустили за ними; женщины тоже ринулись следом, прижимая к груди младенцев. Лошади устали после долгой дороги в Йеллон и обратно, а гора была крутая, поэтому у толпы было достаточно времени, чтобы окружить карету и даже забежать вперед.

Миссис Маркем и старшие девочки пытались протестовать или сделать хоть что-нибудь, чтобы дать выход обиде на насмешку, которую они видели на всех лицах, но лицо новоявленного горца выражало твердую решимость, которая вызывала у них уважение, и они промолчали. Возможно, перо орла (даже вздымавшееся над лысиной), брошь из топаза (даже на пухлом плече), а также клеймор[120], пистолеты и дирк (даже висящие на ремне, опоясывающем обширный живот, и торчащие из гольфа на крепкой лодыжке[121]), сыграли свою роль символов войны и устрашения! Когда компания добралась до ворот «Красного дома», там их уже ждала толпа жителей Крукена. Стоя с непокрытыми головами, они почтительно молчали, пока остальные с трудом взбирались на гору. Молчание нарушил только один звук – низкий мужской голос:

– Да ведь он забыл волынку!

Слуги приехали на несколько дней раньше, и все уже было подготовлено. Получив удовольствие от доброго ланча после трудного путешествия, Маркемы забыли все неприятности путешествия и все горести, явившиеся следствием выбора главой семейства столь предосудительного костюма.

Во второй половине дня мистер Маркем, по-прежнему в полном обмундировании, прошелся по Мейнз-оф-Крукен. Он гулял один, поскольку – как ни странно – у его жены и обеих дочерей после утомительного переезда сильно разболелась голова, и они легли отдохнуть. Старший сын, который требовал, чтобы его называли молодым человеком, отправился самостоятельно изучать окрестности дома, одного из его братьев не смогли найти, а другой, узнав о том, отец приглашает его на прогулку, умудрился – случайно, разумеется, – упасть в бочку с дождевой водой. Мальчика пришлось сушить и заново переодевать, а так как его одежду еще не распаковали, то это, конечно, невозможно было сделать без задержки.

Мистер Маркем не получил полного удовлетворения от прогулки. Он не встретил ни одного из соседей. Не то чтобы вокруг было мало людей – казалось, что в домах и коттеджах полно народу но люди появлялись или в дверях домов далеко позади Артура, или на дороге далеко впереди. Проходя мимо, он видел их макушки или белки глаз в окнах или за углом в дверном проеме. Единственный разговор, который у него состоялся, был неприятным. Он произошел со странным стариком по имени Сафт Тамми, от которого обычно не слышали ни слова, разве что когда он произносил вместе со всеми «Аминь» во время молитвы. Его единственным занятием было ожидание у окна почтовой конторы с восьми утра доставки почты в час дня, после чего старик относил сумку с письмами барону в соседний замок. Остальную часть дня он проводил на скамейке в той продуваемой ветрами части порта, куда выбрасывали рыбные отходы, остатки наживки и домашний мусор и где обычно с удовольствием пировали утки.

Так вот, когда Сафт Тамми заметил приближение мистера Маркема, он поднял взгляд, обычно направленный в пустоту перед его скамейкой, словно ослепленный вспышкой солнечного сияния, протер глаза и заслонил их ладонью. Затем вздрогнул и обличающим жестом воздел руку к небу.

– Суета сует, говорит проповедник. Все есть суета. Парень, выслушай своевременное предостережение! Берегись ландышей полевых, ибо они не знают тяжкого труда, они не прядут, и все же Соломон во всем своем великолепии не наряжался одним из них. Парень, парень! Твое тщеславие подобно зыбучему песку, который поглощает все, что попадает в его пределы. Берегись тщеславия! Бойся песка зыбучего, подстерегающего! Следи за собой! Осознай свое собственное тщеславие! Ты должен встретиться лицом к лицу с самим собой, и тогда ты познаешь роковую силу своего тщеславия! Осознай его и раскайся, пока зыбучий песок не поглотил тебя! – Сказав так, старик замолчал и вернулся на свою скамью, как прежде неподвижный и с ничего не выражающим лицом.

Маркем невольно почувствовал, что его расстроила эта тирада. Только из-за того, что ее произнес человек, который казался безумцем, он готов был отнести ее на счет некой эксцентричной демонстрации шотландского юмора или дерзости, но торжественность этого пророчества – ибо оно выглядело именно так – делала невозможным подобное толкование. Тем не менее, он твердо решил не уступать насмешкам, и, хотя пока что не видел в Шотландии ничего, что напоминало бы ему хотя бы килт, был твердо намерен носить свой наряд.

Вернувшись домой меньше чем через полчаса, Артур обнаружил, что все члены его семьи ушли на прогулку, несмотря на головную боль и прочие неприятности. Решив воспользоваться представившейся возможностью, он заперся в своей гардеробной, поменял костюм горца на другой, фланелевый, и лег поспать. Когда же шумное возвращение семейства разбудило его, мистер Маркем тотчас же снова надел свой наряд и явился в гостиную пить чай.