Меррик - Энн Райс

– Я прожил здесь две сотни лет, – сказал он тихим,полным страсти голосом. – И я никуда не уеду из-за какого-то ордена ученыхписак. Сколько лет тому назад, Дэвид, я приезжал навестить тебя в лондонскойОбители? Я никогда тебя не боялся. Наоборот, открыто бросал тебе вызов своимивопросами. Я требовал от тебя, чтобы ты завел на меня отдельное досье ипоставил его среди других объемистых папок.

– Да, Лестат, но мне кажется, что сейчас все несколько изменилось. –Я внимательно посмотрел на Меррик. – Ты нам все сказала, дорогая? –спросил я.

– Да, – ответила она, уставившись пустым взглядом вникуда, словно глубоко погрузившись в раздумья. – Я все вам рассказала.Но, видите ли, письмо было написано несколько дней назад. А сейчасобстоятельства стали иными. – Наконец она подняла на меня глаза. –Если за нами наблюдают, а я подозреваю, что так оно и есть, значит, они в курсевсего, что произошло.

Лестат поднялся с кресла.

– Я не боюсь Таламаски, – решительно объявил он. –Я никого не боюсь. Если бы Таламаска хотела заполучить меня, то ее агенты моглибы явиться ко мне за все те годы, что я пролежал в пыльной часовне СвятойЕлизаветы.

– Вот именно, ты сам сказал, – заговорилаМеррик. – Они не стремились заполучить тебя. Они хотели наблюдать за тобой– быть, как всегда, поблизости и обрести знания, которых нет ни у кого другого.Им не было нужды трогать тебя. Они не хотели, чтобы ты обратил против них своюмогучую силу.

– А, отлично сказано, – похвалил Лестат. – Мненравится. Моя могучая сила! Они правы, если действительно так думают.

– Умоляю, – сказал я, – не угрожай Таламаске.

– А почему бы и не погрозить им? – спросил он.

– Не может быть, чтобы ты на самом деле выступил противслужителей Таламаски. – Мой резкий тон могла оправдать только крайняятревога. – Ты не можешь так поступить из уважения к Меррик и ко мне.

– Тебе ведь угрожают, разве нет? – спросилЛестат. – Нам всем угрожают.

– Но ты не понимаешь, – попыталась объяснитьМеррик. – Слишком опасно предпринимать какие-то шаги против Таламаски. Этоогромная и древняя организация...

– Мне все равно, – бросил Лестат.

– И они знают, кто ты на самом деле, – закончила она.

– Лестат, сядь, пожалуйста, – попросил Луи. –Разве ты не понимаешь, в чем тут вопрос? Дело не только в их значительномвозрасте и силе. Дело не только в их ресурсах. А в том, кто они. Они знают онас и могут принять решение вмешаться в наши дела. Они могут причинить намогромный вред, куда бы мы ни поехали.

– Ты замечтался, мой красивый друг, – язвительнозаметил Лестат. – Подумай о крови, которой я поделился с тобой. И тыподумай о ней, Меррик. И подумайте о Таламаске с ее закоснелыми методами. Чтопредпринял орден, когда Джесс Ривз была для него потеряна? Тогда не былоникаких угроз.

– Я думала об их методах, Лестат, – пылко заявилаМеррик. – Я считаю, нам следует отсюда уйти, захватив с собой все улики,которые могли бы помочь им в расследовании. Мы должны уйти.

Лестат обвел всех злым взглядом и бросился вон из квартиры.

В ту длинную ночь мы не знали, где он. Мы понимали егочувства, да, мы уважали их и по молчаливому сговору решили поступить так, какон скажет. Если у нас и был предводитель, то только Лестат. Приближалсярассвет, и нам пришлось разойтись по убежищам. Мы разделяли общее мнение, что влюдской толпе отныне прятаться не удастся.

На следующий вечер, после захода солнца, Лестат вернулся вдом на Рю-Рояль.

Меррик спустилась вниз, чтобы получить еще одно письмо соспециальным курьером – письмо, которого я опасался.

Лестат появился в передней гостиной как раз перед еевозвращением.

Вид у него был взъерошенный и злой, он расхаживал, громкотопая, словно разгневанный архангел, разыскивающий потерянный меч.

– Прошу, возьми себя в руки, – твердо сказал я.

Он метнул на меня сердитый взгляд, потом опустился на стули, бешено вращая глазами, принялся ждать Меррик.

Наконец она появилась с распечатанным конвертом и листомпергамента в руке. Выражение ее лица я могу описать лишь как удивленное. Онапосмотрела сначала на меня, потом на остальных и снова взглянула на меня.

Дав знак Лестату оставаться на месте, я терпеливо смотрел,как она усаживается на парчовой софе рядом с Луи. Я невольно заметил, что ондаже не попытался заглянуть в письмо через ее плечо, а просто ждал, хотяволновался не меньше меня.

– Все это очень необычно, – запинаясь, началаМеррик. – Никогда не думала, что старшины могут занять такую позицию.Раньше никто в нашем ордене не выражался так определенно. Я знакома с научнымиданными, я знакома с наблюдением, я читала бесконечные отчеты о призраках,ведьмовстве и вампирах, да, даже о вампирах. Но я до сих пор не сталкивалась нис чем подобным.

Она развернула единственный лист и с застывшим выражениемлица прочла вслух:

«Мы знаем, что вы сотворили с Меррик Мэйфейр. Мы советуемвам теперь вернуть ее нам. Она должна вернуться. Мы не примем никакихобъяснений, извинений или оправданий. Мы не собираемся это обсуждать. МеррикМэйфейр должна вернуться. На меньшее мы не согласны».

Лестат тихо рассмеялся.

– Что они думают о тебе, chе′rie, – хмыкнулон, – раз велят нам передать тебя им? Ты что, драгоценный камень? Надо же,а ведь эти старые писаки, оказывается, еще и женоненавистники. Лично я никогдане был таким зверем.

– А что еще там говорится? – быстро спросил я. –Ты ведь не все прочла.

Меррик как будто очнулась от оцепенения и снова взглянула написьмо.

«В вашем случае мы готовы отказаться от нашего пассивногонаблюдения, которое практиковали веками. Мы готовы объявить вас противником,подлежащим уничтожению любой ценой. Мы готовы воспользоваться всеми своимимощными ресурсами, чтобы уничтожить вас.

Подчинитесь нашему требованию – и мы будем терпеть вашеприсутствие в Новом Орлеане и его окрестностях. Мы вернемся к нашим безобиднымнаблюдениям. Но если Меррик Мэйфейр немедленно не вернется в Обитель подназванием Оук-Хейвен, мы предпримем шаги и откроем на вас охоту в любой частисвета, куда бы вы ни скрылись».

Только тогда с лица Лестата исчезло выражение гнева ипрезрения. Он стал тихим и задумчивым, и это навевало грустные мысли.

– Очень любопытное письмо, – сказал он, приподнимаяброви. – Очень любопытное... Весьма.