Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность - Найо Марш

— Может, — многозначительно произнес Аллейн, — вы поссорились с мисс Беллами?

Флоренс страшно побледнела.

— Это на что вы такое намекаете? — спросила она. А потом добавила уже спокойнее: — Я же говорила вам. Я ее понимала. Знала лучше, чем кто бы то ни было.

— И между вами не случалось никаких недоразумений?

— Нет! — крикнула она.

Аллейн решил не давить на нее.

— И чем же вы занимались? — поинтересовался он. — Вы и миссис Пламтри?

— Просто стояли, и всё. До тех пор…

— Да?

— Пока не услышали кое-что.

— Что именно и где?

— У нее в комнате. Звук такой. Будто что-то упало.

— И что же это было, как думаете?

— Не знаю. Я собиралась войти и посмотреть, но тут услышала мистера Темплтона в холле. Он звал жену. Я спустилась до середины. А он всё зовет, говорит, что гости ее ждут, — продолжила Флоренс, перейдя с прошедшего на настоящее время. — Ну и я пошла за ней. И… — тут впервые за беседу голос у нее дрогнул. — И вошла.

— Ясно, — произнес Аллейн. — Прежде, чем продолжим, Флоренс, может, скажете мне одну вещь? Мистер Ричард в тот момент выглядел огорченным?

— Ага, выглядел, — снова с оттенком неудовольствия ответила Флоренс.

— Когда пришел?

Она кивнула.

— Понимаю. А когда вышел из комнаты мисс Беллами?

Сейчас в голосе Флоренс уже отчетливо прозвучала ненависть.

— Он-то? Да он выглядел… просто жуть смотреть. Он выглядел, — добавила Флоренс, — как сама смерть.

III

То был припадок откровения, настоящий всплеск, даже взрыв эмоций. Но, выдав его, Флоренс вернулась к прежней своей манере — вновь замкнулась, стала ворчлива и подозрительна. И Аллейну не удалось узнать от нее ничего нового о поведении Ричарда Дейкерса. А когда он как бы между прочим предположил, что, может, стоит поговорить со старухой Нинн, Флоренс выдала:

— С ней! Да вам ее ни за что не разговорить! Особенно когда речь идет о нем. — И она категорически отказалась помогать в этом инспектору.

Аллейн уже давно научился чувствовать грань, за которой излишняя настойчивость может привести к полному провалу. А потому вернулся к моменту обнаружения мисс Беллами. Тут Флоренс проявила характерное для нее отношение к сценам насилия. Словно, подумал Аллейн, она по-своему признавала их эпическую ценность и намеревалась воздать ей должное на одном конкретном примере.

Войдя в комнату, Флоренс увидела, что мисс Беллами стоит на коленях, прижав руки к горлу и выпучив глаза. Она пыталась что-то сказать, но производила какие-то жуткие звуки, точно ее вот-вот вырвет. Флоренс пыталась поднять ее, спросить, что случилось, но хозяйка металась по полу и не откликалась на все попытки помочь, билась, точно животное, в мучительных судорогах. Флоренс показалось, что она различила слово «доктор». И тогда она, сходя с ума от страха, выбежала из спальни и бросилась вниз по лестнице.

— Странно, — произнесла сейчас Флоренс. Вот что она чувствовала в тот момент. «Странно». Странно, что такая затасканная театральная фраза пришла ей в голову в критический момент, но она помнила, что спросила: «Есть в этом доме врач?». А ведь ей, Флоренс, было прекрасно известно, что в числе приглашенных есть и доктор Харкнесс! Вспомнив о Харкнессе, она снова пришла в ярость:

— Этот тип! Толку от него было ноль! И не думайте, уж я-то не такая дура и сразу поняла, сколько он принял на грудь. Никак не мог сообразить, где он и что от него требуется, ровно до тех пор, пока полковник не сунул ему за воротник целую пригоршню льда. Даже после этого доктор таращил глаза, как полный идиот, и пришлось помочь ему подняться наверх. Насколько нам известно, — продолжала Флоренс, — он мог бы ее спасти! Насколько нам известно! Но когда он вошел в спальню, все было уже кончено. И если хотите знать мое мнение, это будет на его совести до конца дней. Точно вам говорю. Этот доктор Харкнесс!

Аллейн попросил Флоренс в деталях описать обстановку в спальне мисс Беллами, когда она туда вошла. Но она ничего не помнила, кроме ужасного состояния, в котором пребывала ее хозяйка. Инспектор подумал, стоит ли поднажать на нее, чтобы попыталась вспомнить, но понял: всё сведется к описанию спальни уже после возвращения.

И тогда он сказал:

— Мы уже почти закончили, и у меня остался к вам всего один вопрос. Вы знаете хоть кого-то, кто мог желать смерти мисс Беллами?

Флоренс призадумалась, затем мрачно ответила:

— Да таких пруд пруди. Одни ей завидовали, другие вели себя как предатели. А сами называли себя друзьями.

— Люди той же профессии? — спросил Аллейн.

— Кто ж еще! Взять хотя бы эту Кейт Кавендиш, которой кроме провинциального театра в Брайтоне в межсезонье ничего не светило, если бы хозяйка ей не помогла. Или мистера Альберта Смита, пардон за оговорку, я хотела сказать Сарацина. Если бы не она, до сих пор бы торчал за прилавком универмага где-нибудь в Манчестере. Да вы только посмотрите, как много она для них сделала, и чем они ей отплатили? Да хотя бы сегодня утром!

— А что случилось сегодня утром?

— Хамство и предательство, вот что!

— Ну, знаете ли, это не ответ на вопрос.

Флоренс встала.

— Никакого другого ответа у меня нет и не будет. Вы должны сами знать свое дело. Но если ее убили, только один человек мог сделать это. Так что к чему напрасно тратить время?

— Только один? — переспросил Аллейн. — Вы и правда так считаете?

И тут она впервые за время разговора вдруг испугалась, но ответ прозвучал довольно неожиданный:

— Не хочу, чтобы мои слова вышли за пределы этой комнаты, — она покосилась на Фокса, который тихонько строчил что-то в блокнот. — Не желаю, чтобы меня цитировали, особенно в этом доме. Потому как кое-кто страшно разозлится, узнав, что я здесь наговорила.

— Старая Нинн, к примеру? — предположил Аллейн.

— А вы соображаете, — с чувством произнесла Флоренс. — Ладно. Ну, к примеру, хотя бы она. У нее свои причуды, у меня свои. Только мои, — в ее голосе зазвучало отчаяние, — мои там, откуда уже нет возврата. В том-то и разница. — Лицо ее вдруг исказилось от ненависти, и она яростно выкрикнула: — Ни за что ее не прощу! Никогда! И рассчитаюсь с ней, несмотря ни на что, сами увидите! Тоже мне, Клара Пламтри!

— Но что такого она вам сделала?

Аллейн думал, что сейчас она замкнется снова, однако слова полились рекой. Это случилось, сказала она, после трагедии. Чарльза Темплтона проводили в гардеробную, и пока Флоренс бегала за бутылкой горячей воды для него, на лестничной площадке появилась Нинн. Флоренс была слишком возбуждена, чтобы подробно рассказывать ей о произошедшем. Флоренс отнесла бутылку мистеру Темплтону и вышла. Он был страшно опечален и хотел побыть один. Она вернулась на площадку и увидела, как из спальни вышли доктор Харкнесс и Таймон Гэнтри и заговорили с миссис Пламтри, которая затем шмыгнула в комнату к мистеру Темплтону. Флоренс же тогда одолевало одно-единственное желание.