Крестные дети - Николас Колридж

слышал, прислал к нему девицу с черной губной помадой, чтобы написать статью о его творчестве.

Джеми не нравилось то, что он увидел сегодня в зеркале. Он был похож на спившегося бродягу. Теперь уже он не мог припомнить, зачем им понадобилось начинать третью бутылку «Смирновской» в два часа ночи. Бросив три быстрорастворимых таблетки в стакан для зубных щеток, он пошарил вокруг в поисках полотенца и, не найдя ничего лучшего, вытер лицо рубашкой из корзины для грязного белья.

Больше всего в Амариллис ему нравилось то, что точно так же, как и ее дочь, она никогда не высказывала своего отношения. Она ничего от него не ждала, никогда не обращалась к нему с просьбами, кроме как сбегать на улицу за сигаретами. Бывали дни, когда они даже не утруждали себя одеванием. Они слонялись по квартире нагишом, курили травку, выпивали и иногда занимались любовью. Амариллис было около шестидесяти, но она по-прежнему была хороша. Со спины ей легко можно было дать восемнадцать лет, и Джеми обожал ее смех, хриплый и глухой от постоянного курения.

С Амариллис он повстречался в пабе «Козел в сапогах» на Фулем-роуд и в полумраке сначала принял ее за Сэффрон. Разумеется, он сразу же направился к ней, но был разочарован, поняв, что ошибся. «Кому нужны копии, если оригинал еще неплохо сохранился?» — задала риторический вопрос Амариллис, когда они оказались у нее дома в первый раз. После гибели постоянного партнера Амариллис рефлексотерапевта Пола у нее впервые в жизни появились свободные деньги, на которые она купила квартиру на Хокстон-стрит.

— Я иногда скучаю по Полу, — вздыхала она. — Он умел массировать специальную точку на моей ступне, соединенную с точкой Джи.

— Не беспокойся, детка, — отвечал ей тогда Джеми, — я сейчас повторю тот же фокус, но только без рук.

Порой Джеми представлял, что занимается сексом не с Амариллис, а с ее более молодой дочерью. У них было очень похожее телосложение, поэтому задача была не из сложных. Он представлял, что они с Сэффрон вновь очутились в Удайпуре, и иногда обдумывал, как бы сложились их судьбы, если бы не вмешательство Маркуса.

В последнее время Джеми все чаще посещала мысль, что крестный отец доставлял ему лишь проблемы. В отличие от Абби, он не думал, что Маркус нес ответственность за гибель Поппи, но ведь она утонула в его бассейне, и это именно он выгнал всех детей не улицу. Маркус бросил Джеми в индийскую тюрьму, украл у него Сэффрон и познакомил с ужасной Абигейль, отказался поддержать его проект со старинными фотографиями… Джеми не имел большого желания поддерживать дружеские отношения со своим крестным.

Само концептуальное искусство восхищало и развлекало его. Это были действительно легкие деньги. Если бы ему не мешала природная лень, то он мог бы штамповать подлинные шедевры по два-три в неделю. Но ему не хотелось так напрягаться, и на создание каждого произведения он тратил по две недели, при этом идеи не были лишены оригинальности. Все они основывались на банальных инфантильных каламбурах. «Сердитый кролик» представлял собой кролика и садок из папье-маше, над которыми на блоке висел хромированный чайник. Сотрудники галереи утверждали, что это произведение было куплено Чарльзом Саачи, который искал выгодное вложение капитала. Другой представлял собой чучело кенгуру в старом свитере. Работа называлась «Теплый прием». На создание третьей инсталляции Джеми вдохновил эпизод из школьной жизни. Он установил внутрь пианино шесть будильников, которые начинали звонить в произвольном порядке.

Никогда не просыпаясь до пятичасового чая, Амариллис с лихвой компенсировала дневную сонливость ночным бдением. Их с Джеми вечер начинался в пабе-ресторане за углом, где они сидели до самого закрытия, а потом продолжали выпивать дома.

Прикончив пару бутылок беленького. Амариллис становилась самой недальновидной и откровенной женщиной в мире. Но от дочери ее отличало природное чувство юмора. Вспоминая о пережитом, Амариллис чаще всего останавливалась на превратностях любви и половых слабостях ее многочисленных любовников.

Иногда к таким тихим семейным вечерам присоединялись дети Амариллис — Лоркан и Сэффрон. В свои девятнадцать лет высокий и ярко-рыжий Лоркан был копией отца, Ниола Макмекина. Как и отец, он мечтал стать профессиональным шеф-поваром и уже подрабатывал в марокканском ресторане неподалеку от Риджент-стрит. Сэффрон жила одна и планировала открыть на Портобелло-роуд магазин по продаже ароматических свечей и антикварных клеток для птиц, разумеется, при финансовой поддержке Маркуса.

— Ты уверена, что это хорошая идея? — спросил Джеми. — Ты согласна зависеть от него?

Сэффрон пожала плечами:

— Похоже, у меня просто нет выбора. Я пробовала поговорить с Ником Блэкуотером, но он мне отказал, по крайней мере теперь. Он хочет сначала продать свой французский дом.

— Да, но дело в том, что Маркус — не совсем честный человек. Однажды он обещал помочь мне открыть свое дело, но в самый последний момент передумал.

Амариллис, которая до того увлеченно вытаскивала пробку из бутылки, захихикала и сказала:

— Он всегда так делает. Всегда меняет решение в самый последний момент. Кто сосчитает всех девушек, которым он обещал, что ничего не случится, а потом в самый ответственный момент менял решение?

Сэффрон была еще трезва и сразу же напряглась. Она никому не рассказывала о ребенке Маркуса, от которого он заставил ее избавиться в ужасной больнице в Швейцарии. Это был самый страшный ее секрет — единственный несчастный случай во всей ее жизни, о котором она действительно сожалела.

— Что ты имеешь в виду. Амариллис?

Мгновенно протрезвевшая Амариллис принялась хитрить:

— Ничего конкретного. Во всяком случае, ничего такого, о чем тебе следовало бы знать.

— Амариллис, расскажи мне, — настаивала Сэффрон; она не сомневалась, что ее мать скрывает что-то важное.

— Забудь, дорогая моя. Я же говорю, что это совершенно не важно. Все это случилось так давно.

— Рассказывай!

Амариллис посмотрела на дочь, залпом осушила стакан водки и вздохнула:

— Что ж, мне кажется, что это неправильно, но раз ты настаиваешь…

Когда Амариллис закончила свой рассказ, Сэффрон встала и направилась в ванную. Там, ее долго рвало, после чего она, ни с кем не попрощавшись, вышла на улицу и в одиночестве побрела через Хокстон-сквер.

Глава 48. Март 1999 года

— Кстати, а сколько продолжался твой роман с Маркусом?

— Мой роман? Ох, Джеми, каким же милым старомодным джентльменом ты можешь быть иногда.

Наш «роман», как ты его поэтично называешь, который сводился к паре-тройке ночей в старинном «Рембрандт-отеле», продолжался две недели. Хотя, нет, даже меньше того — одну неделю. С перерывом на выходные, когда он вернулся к своей