Огонь и вода - Салма Кальк

- Катрин де Роган, - пожал плечами Бертран. – Говорят, вы используете её не только как сотрудника. А она сейчас у меня в руках.

Что, не донесли ещё о разгроме квартиры и захвате его сыночка с компанией? Ой, плохо. Лучше нужно связь налаживать, почтенный.

- Ну, предположим, - теперь Рыжий уже позволил себе усмешку. – А ещё? Вдруг мне до той Катрин де Роган, как до неба?

- Тогда – собственность вашей семьи. Если вы хотите, чтобы у вашего дяди Треньяка что-то осталось – ведите себя смирно, пока не лишились всех ваших акций.

- Лично у меня нет ни одной, не поверите, у меня другие активы, - пожал плечами Рыжий. – А те, что сейчас есть, как я понимаю, в руках приличных людей. В основном. Или это вы скупали всё то, что по мелочи?

- Представьте, я.

Ну, как купил, так и обратно отдаст. Готье придумает, как провернуть. Но для того нужно его захватить…

- А тебя чем он тут держит? – спросил Рыжий у Франсуа.

- Сказал, что похитил Катрин, и не собирается выпускать её живой, - проговорил тот, и вид у него при этом был – не влезай, убьёт, только вот кого?

- Ну, всякие бывают обстоятельства, это я про Катрин, если кто-то пытается что-то делать, ему не обязательно удаётся, - пожал плечами Рыжий.

- Приветик, - раздалось с боку, и на последний свободный стул плюхнулся Кудряшка. – Пожрать дадите? Я не ел с обеда.

Штаны какие-то огромные, футболка с неприличной надписью, кудряшки дыбом стоят. Принц, как он есть, короче. Франсуа как глянул – поджал губы. Рыжий просто поржал тихонечко.

- Ну так вот, вы все здесь, и отлично. Я не смог связаться с вашим отцом, Франсуа, но теперь вы все будете делать это для меня. Мои условия – снятие обвинения с Феликса и денежные отступные. И не преследовать нас, ни Феликса, не меня. А вы, Вьевилль, будете убеждать вашего родственника передать мне контрольный пакет акций его компании.

- Отец сегодня недоступен, - пожал плечами Франсуа.

- Ага, щаз, - сказал Кудряшка.

Рыжий усмехнулся.

- А если не будем, то что? – поинтересовался он.

- Тогда я сейчас выйду, а эта стекляшка взлетит. Со всем содержимым и с вами вместе.

- Не взлетит, - пожал плечами Кудряшка. – Тяжёлая слишком. Вот, смотрите, чашка – может, а стекляшка – ну-у-у-у, вряд ли.

Стоявшая перед Бертраном чашка с травяным отваром красиво взмыла вверх и перевернулась прямо над его благообразной головой. Жиль де Роган смотрел нагло и откровенно ржал.

- Ну, знаете, - Бертран попробовал встать, и ему удалось, но – вместе со стулом, который, по ходу, кто-то приклеил к его заднице.

- Да я вас сейчас… - Бертран сел обратно, и у него зазвонил телефон. – Слушаю. Как нет никого? Почему нет никого? Как выломана дверь в туалет, и ничего больше?

Тут уже Рыжий откровенно заржал.

- Охрана сменилась, да? И обнаружила непорядок? А вот лучше нужно понимать, против кого воюете, - и перемигнуться с Кудряшкой.

- Вы пожалеете, - сказал Бертран, и набрал ещё какой-то номер. – Слышишь меня? Запуска-а-а-а….

Рыжий и то не сразу понял, отчего по полу под ними пошла мелкая дрожь. А потом – более крупная. А потом пол под Бертраном вдруг треснул, и он провалился вместе со стулом. Куда-то вниз. А благообразный идеальный депутат парламента от департамента Лимей Франсуа де Роган сжимал кулаки и негромко говорил:

- Сволочь ты, Тибо Бертран. И сын твой тоже сволочь. Говорила мне Катрин – не связываться с вами, и отцу говорила, и зря мы не послушали!

Рыжий с восхищением слушал испуганные вопли откуда-то из подземелья, Кудряшка откровенно ржал, к столу бежали люди – и судя по их виду, они служили Шарлю, а не этому вот идиоту.

- Эй, Франсуа, достаточно! – завопил вдруг Жиль. – Хватит, кому говорю! Всё, ты его уже победил! Переста-а-а-ань…

Рыжий успел понять, что затрясся ещё и потолок, и его большой кусок прямо над их столом отвалился и полетел вниз. Он сиганул под стол и дёрнул туда же Кудряшку, а что сталось с творцом землетрясений – понять не успел, потому что тот кусок потолка свалился аккурат на стол, и понимать временно стало нечем.

Катрин пришлось провести в госпитале три дня, потому что оказалось – отравление наложилось на какое-то там ещё перенапряжение, и она просто лежала пластом и не могла оторвать голову от подушки, потому что голова нещадно кружилась. В соседней палате примерно в таком же виде пребывал Вьевилль – что-то там у них вышло с отцом Феликса и с Франсуа, да так, что Франсуа развалил половину того ресторана, где они встречались. И счастье, что ресторан стоял посреди парка, и что в момент разрушения в нём почти не было обычных посетителей – а главным образом агенты генерала Треньяка. В общем, если бы Франсуа не понесло, то и вовсе обошлись бы без жертв, а теперь уже – как вышло.

Всю эту историю ей рассказал на следующий день Жиль – захлёбываясь от восторга. Так вышло, что из всей семьи он один остался на ногах, потому что Франсуа тоже досталось, и на него упала обязанность навещать всех больных, и ещё ездить домой к Вьевиллю кормить и развлекать Серого. У Анриетты вроде хватало нянек для её кошек, а вот бедняга Серый остался один. Впрочем, Вьевилль ещё попросил о чём-то подобном Флери – потому что у того вдруг образовался роман с Жозефин Марту, чем-то они друг другу глянулись. Когда в квартиру Вьевилля попыталась войти Жозефин, Серый её, говорят, чуть не съел. А К Флери отнёсся спокойно, позволял себя гладить и кормить.

А ещё пришёл отец. Катрин не могла сказать, рада она ему или нет, но он явился вот прямо в среду утром, после всех событий, случившихся во вторник, очевидно – отложил дела.

- Здравствуй, Катрин, - и не просто сел возле её постели, а подошёл и взял за руку.

- Здравствуй, папа, - кивнула Катрин. – Рада тебя видеть.

Сказала, а потом поняла, что, пожалуй, это так и есть.

- Прости меня, пожалуйста. Я никак не ожидал, что ты пострадаешь из-за моей ссоры с Тибо Бертраном.

Катрин и не подозревала, что от отца можно услышать слова извинения или сожаления. Потому что раньше он сказал бы – ты должна понять, что иначе было нельзя.

- Никто не ожидал, - вздохнула Катрин. – Я понимаю. Как говорят наши младшие – проехали, принимается.

Он даже улыбнулся.

- Наверное, пусть говорят, что хотят. Мне рассказали о Жиле и о том, как он помог всему. Я очень удивлён и очень горд.

- Скажи об этом ему. Об удивлении не обязательно, а о гордости – скажи.

- Его сначала нужно поймать, - усмехнулся отец.

Надо же, усмехнулся.

Впрочем, развить тему им не дали, потому что пришёл Вьевилль. Бледный, с повязкой на рыжей голове, и держась за стенку.