Прорыв - Андрей Круз

— Поздно, Вася, — наставительно сказал Крап. — Раньше надо было думать. Сейчас сам бы водку пил да корешей своих валил. А теперь поздно. Виталя, давай, не тормози.

Рядом хлопнул ещё один пистолетный выстрел, заставивший дёрнуться и жертву, и палача. В нескольких метрах происходил отбор «уродов» с коллегой Пилецкого, Боголюбским. На асфальт рухнуло тело какого-то заезжего капитана из области, застрявшего здесь в командировке.

Пилецкий вдруг успокоился. Неожиданно ясно в его воспалённом и затопленном страхом мозгу возникла мысль: «Обратной дороги нет. Всё. Приплыл». Взяв в руки оружие и начав убивать своих коллег под командой уголовника, он уже ушёл за ту грань, за которую заходить нельзя, так далеко, что грани этой уже и не разглядеть. Пилецкий погрузился во тьму вечную. И осознание этого его успокоило. Он уже твёрдой рукой вскинул пистолет и выстрелил новичку в середину лба, прекратив его заунывный плач. Тело повалилось на зампорежа, а Пилецкого хлопнули по плечу, и кто-то сунул ему в руку початую бутылку водки и половину кральки колбасы.

— Молотком, Пиля! Зачислен в ряды, так сказать. Будешь теперь в «уродах». Хлебни как следует.

Затем Пилецкий жадно хлебал водку из горлышка, как воду, не чувствуя вкуса, затем жевал отдающую чесноком колбасу. Кто-то сунул ему пачку сигарет, и он закурил, без проблем чиркнув спичкой на изрядном ветру. Руки уже не дрожали.

Продолжение этого дня помнил плохо. Он здорово напился в кругу таких же «уродов», как они сами себя называли. С ерёменковским отрядом приехали человек двадцать бывших вертухаев. Ему выдали слежавшийся на складе армейский камуфляж, стальной покоцанный шлем, потёртый автомат, «Макаров», гранаты, штык-нож, показали место в кузове КамАЗа. Затем новичков, человек пятнадцать в общей сложности, повели показывать имущество отряда.

Больше всего Пилецкого поразила передвижная пыточная, переделанная из старой «кашээмки» с кунгом. От прошлого оборудования в ней разве что дизель-генератор остался, подсоединённый к каким-то трансформаторам и реостатам, чёрт знает, что это такое, в электрике он плохо разбирался. Провода вели к стоматологическому креслу, словно в насмешку установленному посреди кунга. Кроме «крокодилов», которыми заканчивались провода, там было множество хирургических инструментов, какие-то ножи, мясницкие топорики, молотки и клещи. На столике пристроилась переносная газовая плитка, на конфорках которой лежали обугленные с одного конца монтировки.

В кунге стоял запах дерьма, крови и страха. Пилецкий почувствовал, как хмель улетучивается из его головы, а волосы шевелятся под форменной кепкой. Но затем он снова выпил, и его отпустило. Зачисленный в «уроды» Боголюбский всё время крутился рядом, часто подливал, подавал наколотые на вилку солёные огурцы — закусить. Водки, закуски, курева у «уродов» было много, целый КамАЗ был забит «бациллой» под верх тента.

К ночи нашлись и девки. Оказывается, их возили с собой постоянно, в двух автозаках, пустовавших в отсутствие пленных. Девки были молодые, все взятые силой из деревень, через которые проезжал отряд. От отряда не прятались, сначала воспринимая их как защитников, а когда настоящая звериная сущность гостей становилась видна, предпринимать что-то было уже поздно.

Что удивило Пилецкого, так это то, что со многими «уродами» ехали семьи. Были жёны, были дети, и никого из них не волновало происходящее в лагере. Ни зверства, ни крики из пыточных, ни публичные казни, ни пьяный разгул и дикий разврат. Жёны бывших вертухаев с удовольствием примеряли взятое с грабежей добро, детишек некоторые папаши уже «приставляли к делу», пусть пока на подхвате. «Уроды» на глазах превращались в некую кочевую орду, кормящуюся исключительно от своих зверств.

Впрочем, поначалу «уроды» ещё не слишком зашкаливали. Их было маловато, да и «настоящего дела» для них не находилось. За вояк их никто не считал, а с палачеством развернуться не было оказии. Всё изменилось, когда Крап взял власть и начал строить своё «княжество», устроив резиденцию на хлебозаводе. К тому времени число вертухаев в «уродской» роте перевалило за сотню, а считая членов семей и каких-то непонятных шнырей из числа лагерных «опущенных», так и к трём сотням уже приблизилось. Некоторые бабы тоже напялили на свои раскормленные дармовыми харчами зады камуфляж и вооружились, почувствовав вкус к грабежам и безнаказанному живодёрству.

Их колонна обрастала грузовиками, пригружалась дополнительным имуществом, постепенно превращаясь в самую настоящую орду, распугивающую своими многочисленными моторами всё живое вокруг. Они уже не шли с основной колонной «фармкоровских», а крались по дорогам следом, останавливаясь своим собственным лагерем, занимая деревни и показывая деревенской публике, кто в доме хозяин.

Постоянно с «уродами» находились около десятка «эсэсовцев», как окрестили одетых в чёрные прыжковые костюмы эсбэшников. Они не вмешивались в происходящее, не мешали и лишь время от времени передавали задания, полученные ими от Ерёменко. И возглавляли уходящие на эти задания отряды.

Задания всё больше были простыми и понятными. «Уроды» действовали в качестве карателей в интересах Крапа, строящего своё государство. Необходимости в такой их работе не было, бандиты и сами зверствовать умели не хуже, но Ерёменко настаивал на том, чтобы его «уроды» имели как можно больше подобной практики. И Пилецкий втянулся, а вскоре ему даже понравилась новая работа.

Они жгли, вешали, расстреливали, насиловали. Убивали мать и скармливали воскресшему мертвяку её же детей. Выращивали мутантов и скармливали им пленных. Чувство всеобъемлющей власти и абсолютной безнаказанности пьянило и вгоняло в постоянную эйфорию. Любая сельская девка была его по движению пальца, и Пилецкий пользовался этим напропалую — в прошлой жизни женщины его вниманием обходили, не красавец, да и косноязычен.

По вечерам они пили до беспамятства, валились где придётся, после чего просыпались и снова пили. От такого беспробудного пьянства начались проблемы, и командир прикомандированных «эсэсовцев», некто Серых, вместе с командиром отряда Петраковым и главным «контрразведчиком» Великановым, устроили показательное повешение троих особо проштрафившихся. Под раздачу попал Боголюбский, с которым Пилецкий пил весь день и который после этого выпил на посту ещё бутылку водки, да там и уснул.

Трупы не снимали неделю, и они дёргались на виселице посреди лагеря, протягивая руки к каждому, проходящему мимо. Такие действия командования чуть отрезвили отряд, и дисциплина поднялась.

А затем в отряде случились первые серьёзные потери. До этого погибли всего четверо, совсем уж «расшалившиеся» в захваченных деревнях, их смерть была следствием их собственной глупости. Но на этот раз всё вышло по-другому. Взвод «уродов» и все прикомандированные эсбэшники выехали с бригадой уголовников, подчинённых некоему Шкабаре, в деревню Вяльцы, с целью сделать местное население более сговорчивым. Работа предполагалась знакомая и уже рутинная. Выбрали большой сарай, застрелили нескольких местных жителей и закинули туда. Когда они ожили, туда по одному начали подавать выбранных случайным образом, причём каждому из них стреляли в голень, чтобы слишком резво не бегал.