Дочь того самого Джойса - Аннабель Эббс

вы ошибаетесь, доктор Юнг! Чудовище вздрагивает, ворочается, просыпается.

– Итак. Почему ваша мать настояла на том, чтобы вы прекратили спать в одной комнате с Джорджо, мисс Джойс?

Она двигается, трясется внутри меня, извивается, готовясь к атаке. Я чувствую, как Она выпускает когти, как улыбаются Ее губы, как изгибается Ее тонкое тело, как Она бьет хвостом. И тьма. Тьма тоже там. Она приближается. Идет за мной. …Я должна сказать… пока не стало слишком поздно. Говори же! Она уже открывает пасть и издает ужасающий рык…

– Мы нашли письма, – осторожно произношу я. Я вижу их как наяву – тонкие листки бумаги, сложенные в маленькие квадратики, испещренные чернильными пятнышками. Почему это воспоминание вернулось? Зачем я это говорю? – Они были в белой кожаной шкатулке… обитой изнутри белым атласом. Джорджо их нашел. Он искал что-то другое, а мамы и баббо не было дома. – Я замолкаю и смотрю в окно. Ветер залепляет стекло хлопьями снега.

– Сколько вам было лет, мисс Джойс?

– Девять или десять, я думаю. – Снег скапливается на окне. Какой он холодный. Какой холодный.

– И вы прочли эти письма, мисс Джойс?

Я закрываю глаза, стискиваю колени и обнимаю себя руками, ощущая, как выдаются лопатки на спине. Какая я теперь худая. Почему я такая худая? Худая, как насекомое. Как комар. Да, худая, как insect, насекомое. Это слово я видела тогда в тетради доктора. Вот только я неправильно его прочитала. Не «инсект», а… Я чувствую биение сердца чудовища. Она снова ударяет хвостом. Нетерпеливо. Злобно. Я такая худая. Мне нужно больше есть…

– Письма, мисс Джойс, от кого они были?

– От моей матери. От матери к баббо.

Пути назад больше нет. Они снова пробираются, просачиваются в мою память, прыгают у меня перед глазами, мучают, дразнят… эти грязные, поганые слова. Такие отвратительные, такие непристойные, что они застревают у меня в горле, как куриные кости. Распутные, похотливые, сладострастные – я не могу их повторить. Я никогда не произнесу вслух эти ужасные срамные слова, эти дикие, животные, порочные желания… Только не перед доктором Юнгом в твидовом костюме и накрахмаленной белой рубашке. Ни перед кем! Никогда!

– Вы их прочли?

– Джорджо прочел. Вслух.

У меня в ушах вдруг раздается звонкий мальчишеский голос Джорджо. Я зажимаю их руками, но он не пропадает. Я все равно его слышу. Как голос привидения, которое вернулось, чтобы мучить меня.

– Лючия, смотри, что я нашел! Письма от мамы к баббо. Они лежали в ящике баббо. В самой глубине! Мы можем прочесть их и узнать, будем ли мы жить в Ирландии.

Джорджо уже развернул один квадратик и впился в него взглядом, прищурив глаза. В окна било яркое солнце.

– Там не сказано, получим мы что-нибудь на день рождения в этом году или нет?

– Я не могу… я не… о! – Джорджо отводит взгляд и морщит нос.

– Я хочу котенка. Там не сказано о котенке?

– Там сказано о… о… – Джорджо посмотрел на меня и замолчал. Потом снова посмотрел на письмо и закончил: – О том, чем занимаются взрослые.

– Как они убирают в доме, и выливают горшки, и разжигают огонь? Я тоже помогаю это делать!

– Я думаю, они делают еще кое-что. – Он нахмурился и вытащил из шкатулки еще одно письмо. – Ты знаешь, откуда берутся дети, Лючия?

– От Господа Бога. Дай мне тоже прочитать. Там про Бога?

Джорджо покачал головой. Он, вытаращив глаза, изумленно смотрел на письмо.

– Нет, про Бога там нет. Но там говорится о… про… п-писать, к-к-какать… и сосать.

Я прикрыла рот рукой и хихикнула:

– Фу!

Джорджо достал третье письмо и прочел его, с тем же выражением удивления и непонимания на лице. Он то и дело кривился, как будто откусил неспелое яблоко.

– Взрослые делают очень с-с-странные в-вещи.

– Что ты имеешь в виду? Прочти вслух, Джорджо! – Я немного заскучала. На кровати Джорджо лежала моя голая кукла. Нужно надеть на нее платье и шляпу. И пусть она выведет на прогулку медвежонка. – Покажи мне! – Я потянулась за письмом.

Джорджо отдернул руку и глубоко вздохнул.

– «Я твоя птичка с коричневой задницей для е… Я наср… в трусы и лягу на живот, а ты сможешь поцеловать мою… мою задницу, а потом вы… меня сзади, как хряк свинью, а потом я сяду на корточки и насс…» – Он остановился и моргнул.

– Как противно! – Я хотела посмеяться, но это было уже вовсе не забавно. И Джорджо тоже не смеялся. – Насс… куда? В горшок?

– «На твой член, – безжизненным голосом закончил Джорджо. – И яйца».

– Яйца? – Я знала, что яйца несет курица, и мне было совершенно непонятно, почему мама хотела на них написать. И зачем ей какать в трусы, когда есть горшок? Это тоже было неясно. И почему она написала баббо о свиньях? И что еще за член такой? Что она хотела сказать?

Но Джорджо не обратил внимания на мой вопрос. Он читал дальше, шевеля губами и хмуря лоб.

– Значит, про моего котенка там ничего нет?

– Н-неужели все вз-вз-взрослые это делают? Так нас сделали мама и баббо? – заикаясь, проговорил он.

– Мы можем попробовать сделать это с куклой. Ей нужен еще один ребеночек. Я достану яйцо и пописаю на него, как мама.

– Правда, попробуем? – Джорджо неожиданно перешел на шепот. – Быстро, Лючия. Задери свою ночнушку.

– Но мама меня отругает, если я испачкаю трусики, – возразила я. – И здесь нет яйца.

– Моя свистулька готова. – Он ухватился за подол моей ночной рубашки. – Мы можем быть как взрослые.

– Ты можешь сделать так, что у меня будет ребеночек? Своей свистулькой? – Я с готовностью подняла рубашку. Мой собственный ребеночек! У куклы Долли и у меня будет по ребеночку! Я легла на спину.

– Перевернись, Лючия. Я отделаю тебя, а потом ты отделаешь меня. Как мама с баббо.

Я почувствовала его губы на своей голой попке. Он покрывал ее мелкими торопливыми поцелуями.

– Ты уже сделал ребеночка?

– Еще нет. – Он уселся на меня верхом, и мне стало жарко.

А потом я почувствовала, как он писает мне на спину. Под моим животом лежали мамины письма, жеваные и измятые.

– Перевернись опять, Лючия.

– Только не мне на лицо… фу-у-у-у-у!

– Это чтобы был ребеночек, глупая!

Я неохотно перевернулась. Моя рубашка насквозь промокла, и в комнате сильно пахло мочой. Джорджо уже снял свою ночную рубашку и готовился сесть на корточки прямо у меня перед лицом.

– Тебе нужно это пососать. – Он показал на свой маленький бледный пенис.

– Что, правда? А я думала, надо пососать