Заколдованный замок. Сборник - Эдгар Аллан По

В первую минуту все оцепенели, но необходимость что-то предпринять заставила медиков опомниться. Очевидно, мистер Степлтон был жив, хоть и в обмороке. Эфир вскоре привел его в чувство, затем он быстро поправился и вернулся к своим близким, от которых скрывали факт его «воскресения» до тех пор, пока не миновала всякая опасность рецидива. Может вообразить себе их неописуемое изумление.

Но то, что сообщил сам мистер Степлтон, вдвойне удивительно. Он утверждал, что ни на миг не терял сознания; пусть смутно и неясно, но он сознавал все происходившее с ним с той минуты, когда врачи объявили, что он умер, до той, когда он упал без чувств в больничном морге. «Я жив», — именно эти слова он попытался произнести первыми, едва очнулся.

Количество подобных историй можно множить до бесконечности, но я воздержусь, потому что после всего сказанного нет нужды доказывать, что погребения заживо имеют место. Однако, в силу тех или иных обстоятельств, они не часто становятся известными, а многие из них вообще происходят без чьего бы то ни было ведома. И действительно: не было еще случая, чтобы при раскопках старых кладбищ не обнаруживались скелеты в позах, наводящих на самые скверные подозрения.

Да, подозрения эти ужасны, но еще кошмарнее сама могила! Можно смело утверждать, что никакое состояние не связано с такими адскими телесными и душевными муками, как состояние похороненного заживо. Невыносимая тяжесть в груди, удушливые испарения сырой земли, тесный саван, жесткие объятия гроба, непроглядная тьма, безмолвие, точно на морском дне, невидимое, но осязаемое присутствие могильных червей… Но еще хуже мысль о свежем воздухе и траве наверху, воспоминания о друзьях, которые примчались бы, как на крыльях, чтобы спасти вас, если бы знали о вашем положении, и уверенность, что они никогда этого не узнают, что ваша участь — участь трупа. Все это наполняет еще бьющееся сердце таким невыносимым ужасом, какого не в силах себе представить даже самое смелое воображение. Мы не знаем большей муки на земле и не можем представить себе более ужасной казни в недрах преисподней.

Понятно, что рассказы об этом вызывают глубокий и болезненный интерес, который, однако, в силу благоговейного ужаса, возбуждаемого самой темой, всецело зависит от нашей убежденности в правдивости рассказчика. Но то, что я намерен поведать читателю, заимствовано из моих собственных воспоминаний, из моего личного и неповторимого опыта.

В течение нескольких лет я был подвержен припадкам странной болезни, которую врачи назвали каталепсией из-за отсутствия более точного наименования. Прямые и косвенные причины этого недуга, равно как и диагноз, все еще остаются тайной, хотя его многочисленные симптомы довольно хорошо изучены и отличаются у разных пациентов разве что интенсивностью. Иногда пациент впадает в летаргию всего на день-два или даже на меньший срок. Он лежит без чувств, без движения, но слабые удары сердца еще прослушиваются; тело его хранит еще немного тепла, легкий румянец окрашивает щеки, а приставив зеркало к губам, можно заметить замедленную и слабую работу легких.

Но бывает и так, что подобный припадок длится недели, даже месяцы, и в такой форме, что даже самое углубленное медицинское исследование не находит ни малейшего различия между этим состоянием и тем, которое мы, не колеблясь, признаем смертью. Чаще всего такой пациент избегает преждевременного погребения только потому, что близкие знают о его прежних припадках и вследствие этого у них возникает сомнение, тем более что никаких признаков разложения тела не обнаруживается. К счастью, эта болезнь овладевает человеком постепенно. Первые симптомы мало заметны, однако имеют недвусмысленный характер. Мало-помалу припадки становятся все острее и продолжаются все дольше. Это обстоятельство — главная гарантия от несвоевременного погребения. Несчастный, у которого первый припадок имеет острый характер, присущий этой болезни в самой тяжелой форме, почти неизбежно обречен живьем угодить в могилу.

Мой случай не отличался ничем особенным от других, многократно описанных в медицинских книгах. Временами я без всякой видимой причины мало-помалу впадал в состояние полулетаргии или полуобморока; в этом состоянии, не ощущая никакой боли, неспособный двигаться и мыслить, со смутным летаргическим сознанием собственного бытия и присутствия тех, кто окружал мою постель, я оставался до тех пор, пока кризис не возвращал мне силы. Иногда же, наоборот, болезнь поражала меня почти мгновенно. Меня охватывала слабость, оцепенение, озноб, головокружение, и я лишался чувств. Затем по целым неделям вокруг меня царила пустота, тьма и безмолвие; вся вселенная превращалась для меня в ничто. Иными словами, наступало полное небытие. От этих припадков я оправлялся тем медленнее и труднее, чем быстрее они наступали. Свет разума возвращался ко мне так же медленно и неторопливо, как заря для бесприютного, одинокого странника, блуждающего по улицам в долгую зимнюю ночь.

Однако в целом мое здоровье, по-видимому, не ухудшалось; я не замечал, чтобы эти припадки сопровождались какими-либо болезненными явлениями, если не считать одной особенности. Пробудившись, я не мог сразу овладеть всеми своими чувствами и в течение нескольких минут пребывал в самом ошеломленном и нелепом состоянии; интеллект, и в первую очередь память, совершенно притуплялись.

При этом я не испытывал ни малейших физических страданий, лишь безмерное душевное смятение. Мое воображение блуждало по склепам. Я толковал исключительно о червях, могилах и эпитафиях. Я только и думал, что о смерти, и страх быть заживо погребенным неотступно преследовал меня. Ужасная опасность, которой я подвергался, не давала мне покоя днем, а ночью она становилась еще нестерпимей. Когда зловещая тьма окутывала землю, я дрожал под гнетом ужасных мыслей, как пучок перьев на погребальной колеснице. Даже когда мое тело уже не могло переносить бодрствования, я продолжал бороться со сном — до того пугала меня мысль очнуться в могиле. А когда наконец сон побеждал, я переносился в царство призраков, над которым простирала свои широкие траурные крылья все та же мысль о могиле.

Из бесчисленных мрачных видений, терзавших меня во сне, приведу для примера только одно.

Мне чудилось, будто я впал в каталептический сон, более глубокий и продолжительный, чем обычно. Вдруг ледяная рука коснулась моего лба, и нетерпеливый голос едва слышно шепнул:

— Вставай!..

Я сел на кровати. Тьма вокруг была кромешная. Я не мог разглядеть фигуру того, кто меня разбудил. Я не мог вспомнить, когда со мной случился припадок и где я нахожусь. Пока я сидел неподвижно, стараясь собраться с мыслями, та же холодная рука крепко схватила меня за запястье, нетерпеливо тряхнула мою руку, и тот же голос проговорил:

— Вставай! Ведь я же велел тебе встать!

— Кто ты? — с замирающим сердцем спросил я.

— Там, откуда я, нет имен, — печально ответил голос. — Я был смертным, теперь я дух. Я был безжалостен, теперь я полон милосердия. Ты чувствуешь, как я дрожу? Мои зубы стучат, но не от холода ночи — той ночи, что пребудет во веки веков. Это отвратительное зрелище невыносимо. Как можешь ты безмятежно спать? Мне не дают покоя вопли предсмертных мучений. Видеть это превыше моих сил. Встань, ступай за мной в бездну ночи, и я отворю перед тобой могилы. Это ли не юдоль скорби?.. Смотри же!