Вакансия - Сергей Малицкий

Вздохнула Лизка Уланова, подняла взгляд, дохнула на свечу, и та сразу гореть в два раза ярче стала, осветила заспанное лицо Дорожкина.

– Что же получается? – прошептала она. – Все-таки это ты, парень, Володьку Шепелева прикончил?

– Не помню, – вздохнул Дорожкин. – Может, случайно?

Дир появился, когда уже стало светлеть. Только что не было никого, и вот уже сидит у печки, полешки в топку пихает, руки к огню тянет, суставами щелкает, лысину гладит. Подмигнул Дорожкину, который как сидел у стола, так и опустил голову на руки, уснул, мотнул головой в сторону комода. Ну точно, на комоде ноутбук, провод в розетке, заряжается аппарат. Рядом Лизка. На животе фартук, в руках прихватка, на плите противень, на противне картошечка. Подрумянилась, шкварчит маслом.

– Флешку отнес Мещерскому, – крякнул леший. – Пусть качает все подряд.

– Пиратствуешь? – пробормотал Дорожкин, подумывая, что неплохо бы умыться с утра да зубы почистить. Вынутое из его сумки барахло было прикрыто расшитым полотенцем.

– Только для внутреннего потребления и с легкомысленного попустительства копирайтского сообщества, – довольно заметил Дир. – Ничего, от этого проступка я хуже спать не буду. Ничем не страшнее, чем деревце сломать или грибницу вытоптать. Хотя если бы они это дело упорядочили, уж нашел бы монетку за хороший текст. Ты бы, паря, сгребал бы свою амуницию в сумку, палочку только оставь, приглядеться к ней надо. Да, если что, у хозяйки в буфете за сахарницей зубные щетки магазинные в пластике, станки одноразовые, зубной порошек во дворе, на полочке. И мыльце там. Да водички теплой плесни в стакан, а то зубы ломить будет!

Рукомойник и в самом деле обнаружился во дворе, под навесом. Дорожкин повесил на крюк полотенце, нырнул в дощатый нужник, что был устроен поблизости, облегчился, а потом уж вспомнил давнее детство, когда не пасту зубную выдавливал на зубную щетку, а тыкал ее в похожую на пудреницу круглую коробочку с зубным порошком. Да, было дело, перепутал как-то спросонья, чуть не подавился пряным вкусом, во рту все слиплось.

Вода в рукомойнике замерзла, прихватило и сверху, и снизу. Дорожкин почистил зубы, побрился, потом разбил ледяную корку кулаком, зачерпнул стаканом ледяного крошева, сбросил рубаху и стал смывать остатки сна и мыла с ободранного станком лица. Закутался в полотенце, побежал в избу, а там уже и картошечка на столе, и огурчики, и капуста, и согревшийся на печи хлеб. И Дир сидел уже за столом и катал в ладонях палку Дорожкина, и та словно отзывалась прикосновениям, корой покрывалась молодой, но не до среза, не до острия и поверху, словно в кокон из свежего лыка.

– Смотри, парень, – только и сказал леший. – Обсуждать, кто кого да как прикончил, пока не будем, некогда. Но если еще кого этой палочкой тыкнешь, старая кровь на ней оживет, Шепелева сразу все узнает. Тогда тебе не жить. Ни я тебя не прикрою, ни егерь наш. Да и что егерь, он парень хороший, а все одно – человек. Пусть хоть и через стенку смотрит, и слышит не хуже меня.

– А я разве не человек? – удивился Дорожкин, взглянув на ходики. До девяти оставался еще час.

– Человек, – согласился Дир и стал привязывать на основание палки полоску холста. – Только странный ты какой-то человек. Или больше, чем человек. Или меньше. Не пойму никак. Ты бы к этому, как его… к мастеру деревянных наук сходил. К Борьке. Который БДСМ.

– Б.М.Д.Н, – поправил Дира Дорожкин.

– Да не один ли черт? – махнул рукой Дир. – Он бы тебя сразу разглядел. Не скажу, что ответил бы, знаешь, кто больше других видит, тот и боится больше, а у него дочка красавица, девчонке уже двадцать, а он над нею, как над былинкой на морозе, трясется, но если ответит, то точно про себя будешь знать – кто да почему.

– Был я у Тюрина. – Дорожкин начал одеваться, тут только заметив, что от раны на груди почти ничего не осталось. – И с дочкой его познакомился. Напуганы они очень. Шепелевым, как я понял, напуганы. Только нет его. Точно уже нет.

– Нет, так хорошо, – пожал плечами Дир. – Или ты думаешь, что я не понял, что его нет? О том в другой ряд переговорим, ты лучше вот что скажи, о тебе самом-то что Тюрин заметил? Надо ж понять, с какой стороны к тебе подступаться да как твои ужимки объяснить.

– А что? – Дорожкин сел за стол, посмотрел на Лизку, которая вдруг снова стала молчаливой и отстраненной, плавала вокруг стола, расставляя тарелки, раскладывая ложки, вилки. – Есть и ужимки? Разглядел он что-то. Только я не убивал Шепелева. Точнее, не помню, чтобы я кого-то мог убить. Провал у меня в памяти в несколько дней. Как раз на начало мая. Да и кто вам сказал, что я его убил? Во-первых, палочка эта толщиной в полтора пальца, как ею кого-то можно убить? Во-вторых, я вообще не способен никого убить! Ну… или не был способен…

– А в-третьих? – Дир затянул петлю на зеленом, словно только что отвалившемся от ствола осины, суку петлю. – Что «в-третьих»?

– А в-третьих, может быть, кто-то взял палку, которую я обронил, да в труп Шепелева и вставил! – выпалил Дорожкин.

– Дитя малое, – посмотрел на Лизку Дир.

– Ну чисто ребенок, – отозвалась Лизка. – Ты ешь, золотко, ешь. А то на работу опоздаешь.

– Вот. – Дир надел на руку петлю, затянул ее на запястье, махнул рукой, палка исчезла. Махнул еще раз, вновь появилась на руке, только обрывки паутины на ней висели.

– Дирушка, грязь всякую на стол не тащи и не слишком размешивай ее через мой дом-то, – попросила Лизка и к Дорожкину обернулась. – А ты рот закрой да открывай тогда, когда положить чего хочешь в рот или сказать чего.

– Спокойно, инспектор, – посоветовал леший. – Я ж тебе говорил про паутину да про грязь? А ты думал, что я свой колышек всякий раз заново затачиваю? Нет, дорогой, он всегда со мной. И твой колышек с тобой будет. Прятать его я тебя научу, тут большой науки не надо, у тебя получится, хотя не ведун ты, конечно. Но если кого ткнешь еще раз, в другой раз уж не прячь. Шепелева тут же на тебя пеленг бросит.

– Зачем он мне? – спросил Дорожкин. – У меня пистолет есть.

– Пистолет – это хорошо, – забрасывая в рот картошину, заметил Дир. – Только с твоего пистолетика Шепелев в лучшем случае почесался бы, а тут пригвоздил ты его, так пригвоздил.

– Да почему вы решили, что это я сделал? – воскликнул Дорожкин.

– Не решали мы ничего, – хмыкнул Дир. – Чего тут решать? Пригляделись и увидели. Ты у Шепелевой был? Я удивляюсь, как она не разглядела. Она и без палки разглядеть должна была. Да и если бросала ворожбу на сына, все должна была на тебя выйти. Выходила? Но не поняла? А может, поняла, да виду не подала? Хотя вряд ли, – задумался Дир. – Раздавила бы, не раздумывая. Смазался ты. Не знаю как, но смазался. А что касается того, кто убил, запомни, парень, если бы не имя твое на палке да не еще что-то, чего я понять не могу, и палка бы Шепелева не остановила.

– А она и не остановила, – вдруг брякнул Дорожкин. – Дочка Тюрина сказала, что убили меня. Отсюда туда проткнули. Насквозь. Намертво. Еще и удивилась, что я не в мертвяках. И еще…