История тайных обществ, союзов и орденов. - Георг Шустер

Глубокая любовь к природе побудила шотландского поэта Томсона дать поэтическое описание четырех времен года. Как ни мало книга эта отвечает требованиям истинного художественного произведения, но все же ее вполне справедливо хвалят за ее элегически-идиллические стихи, дышащие искренностью и отличающиеся образностью и музыкальностью; в описании явлений природы ясно слышится отзвук настроений человеческой души. Как известно, нежные мотивы этой поэмы произвели глубокое впечатление на Галлера и Клопштока, а Гайдн взял у нее текст и тему для своего большого музыкального произведения.

Большое влияние на настроение умов того времени, особенно в Германии, оказали произведения Уота (ум. 1765) и Макферсона (ум. 1796). «В них звучит тот же грустный, полный тоски основной тон и сказывается то же идиллическое стремление к уединенному величию сельской природы и к невинному человеку лучших первобытных времен, как и у Томсона, и в манерных пасторальных поэмах Попа, наконец, во вдохновенных мечтаниях Руссо о жизни доисторической эпохи».

Сатирические сочинения Свифта, в которых этот нервный памфлетист изливал свое негодование по поводу недостатков церкви, государства и общества, изображая действительность в карикатурном виде, также имели реформаторскую тенденцию. Как в «Сказке бочки», так и в «Путешествиях Гулливера», где очаровательно переплетаются чуть брезжащий свет современной действительности и сказочного мира грез, Свифт бичует христианские вероисповедания и религиозную догматику, пороки и извращения, нелепые взгляды и партийные увлечения эпохи, обливая их едким шелком своей иронии и сатиры.

Драматическая муза, руководимая Драйденом (1616–1700) и его способными, но совершенно беспринципными последователями, напыщенностью и высокопарностью своего слога и фривольностью содержания представляла верное отражение жизни безнравственного высшего общества эпохи реставрации Стюартов, но постепенно получила более серьезное направление и формы, а затем сценой завладела чувствительная мещанская драма, с нравоучительными тенденциями.

К той же цели стремились Сгиль (1671–1729) и Адиссон (1672–1719). Стоя в центре политической жизни своего времени, они обсуждали в своих, пользовавшихся широкой популярностью, нравоучительных журналах все вопросы и события текущей жизни, привлекая к себе читателей увлекательным изложением и художественным языком; не касаясь глубочайших проблем человеческого мышления и деятельности, они в легкой и забавной форме обсуждали человеческие проступки и ошибки, весело и снисходительно карая людей за их пороки и глупость.

Практическое применение современных философских идей касательно развития человека и общества в связи с развитием терпимости и любви к ближнему, добродетели и гуманности дал талантливый Даниель Дефо (1661–1731) в своем удивительно интересном романе «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо». Этот излюбленный герой немецкого юношества отражает в себе все человечество, а его остров — целый мир в миниатюре.

Все эти произведения пробудили интерес к реальному человечеству, к богатой формами и многообразной действительности, как она раскрывается перед нами в крупных и мелких событиях домашней и семейной жизни, в жизни города и деревни, в различных проявлениях общественной жизни и гражданских отношений, так же как и в интимных душевных отношениях между людьми; таким образом, они являются предшественниками нравоучительного и юмористического романа.

Ричардсон (1689–1761) дал ряд глубоко прочувствованных идеальных жизненных картин и человеческих образов. Филдинг (1707–1754) воспроизвел человеческую жизнь с правдивостью и знанием человеческого сердца, претендующими на полноту и совершенство. Родствен ему Оливер Голдсмит (1728–1774). В своем «Векфильдском священнике» он создал «сентиментальную идиллию», очарованию которой мы охотно поддаемся. Картинки нравов и описания Смоллета (1721–1771), нередко блестящие искорками веселого юмора, также захватывают своим реализмом. В своих ночных картинках он безжалостно вводит читателя в вертепы порока и преступления, тогда как Стерн (1713–1768) глядит на мир ласковым взглядом, полным любви к человечеству. Каждому явлению жизни, каждому настроению человеческой души он отдает должное. В описаниях этого знатока человеческого сердца, который сам прошел через очистительный огонь жестоких душевных страданий, столько добродушной иронии, мягкого юмора и глубокой любви к человеку, что чтение его произведений облагораживает и возвышает душу.

Изумительные успехи англичан как в устройстве своей государственной и правовой жизни, так и в области мысли и поэзии пробудили духовную жизнь во Франции и оказали на нее чрезвычайно благотворное влияние. Страсть к путешествиям и оживленный обмен мыслями между наиболее влиятельными представителями общества сблизили эти два враждебных народа и создали некоторую общность в формах общежития, во взглядах и настроениях.

Литературные сокровища соседней страны, благодаря свойственному французской нации вкусу и высокоразвитому чувству прекрасного, превратились в царстве «Короля солнца» в художественные произведения высокого достоинства. Пред спокойным и ясным умственным взором Монтескье (1698–1755) всплывал конституционный строй островного государства, когда он в своем «Духе законов» создавал идеальную теорию современного государственного права. Здесь не будем подробно говорить о том, сколь многими материалами, аргументами и идеями были обязаны английским философам и естествоиспытателям Вольтер (1694–1778), энциклопедисты и даже Руссо (1712–1778) — эти истинные сыны и в то же время вожаки и глашатаи своего богатого идеями, жаждавшего обновления и высокомерного века, которых так много прославляли и так много поносили и оскорбляли. В конце XVIII в. в этом отношении произошла значительная перемена: литературное образование и мировоззрение Англии в свою очередь подпало влиянию культурной соседней страны, расположенной по другую сторону Па‑де — Кале.

Но в то время как во Франции пропасть между государством и церковью, с одной стороны, и творениями свободной и смелой мысли — с другой, делалась все шире, в то время как сомнения и неверие вели нацию к глубокому нравственному упадку, а революционные зародыши быстро развивались здесь, в Англии, отчасти вследствие исторических и политических событий, отчасти вследствие большей устойчивости исторически сложившихся учреждений и унаследованных взглядов, критическая и скептическая философия не выходила за пределы известных политических слоев. В конце концов смелая мысль оказалась скованной в своем полете, область применения новых идей к миру действительности значительно ограниченной, а наивная игра в библейское откровение была успешно ограждена и спасена от натиска и неустрашимого разума.

Но вначале влияние английского свободомыслия казалось неизмеримым. Широкое распространение английских сочинений, которое не могли сколько‑нибудь значительно сократить ни противодействие духовенства, ни судебные преследования, уже само по себе неопровержимо свидетельствовало о глубоком стремлении французского народа к освобождению от гнетущего ига церковной традиции, о стремлении к такому состоянию мысли и веры, при котором свободное человечество, всеобщая терпимость и деятельная любовь к ближнему могли бы получить свои неотъемлемые права. Биологическое учение, гласящее, что, вследствие грехопадения человека в раю, земля и люди осуждены на вечную гибель, уже не могло более удовлетворять мыслящие, просвещенные умы. Поэтому они искали в философии средства спасения и исцеления от мнимой греховности человеческой природы, идеалы добра, истины и красоты.