Тайный посол. Том 1 - Владимир Малик

Сам Чернобай остался невредимым. Он хотел продолжать погоню, но никто за ним не последовал. Только поэтому он, скрежеща зубами, приказал подобрать раненых и возвращаться домой.

В крепости, бросив повод пахолку, процедил:

– Разыщи Минку и приведи ко мне! И пошли за Митрофаном и Хорем – пусть зайдут!

Сам же прошел к себе в спальню, сорвал со стены два пистолета – засунул за пояс и, присев у стола на скамью, задумался.

Положение его сразу осложнилось. Возвращение Звенигоры было как гром среди ясного неба. Сегодня он спасся только чудом. Но опасность оставалась. Запорожец может в любой день вернуться с большими силами или подстеречь его где-нибудь одного и послать пулю в спину. Да, было о чем подумать сотнику.

Хлопнули двери – и пахолки ввели Минку.

Чернобай поднял голову, сурово взглянул на парня:

– Подойди ближе! А вы – прочь отсюда!

Когда пахолки вышли, Чернобай встал, подошел к Минке. У парня от страха подогнулись колени.

– Это ты впустил тех разбойников, негодяй? – прошипел хозяин. – Сколько они тебе заплатили?

– Батечку, ей-богу, ничего! – забормотал Минка. – Пусть меня гром разразит, если брешу!.. Я думал, люди из Немирова… От Юрия Хмельницкого или от Многогрешного… А оказалось…

– Ты слышал, что они здесь говорили?

– Слышал…

По тому, как у Чернобая сверкнули глаза, парень понял, что напрасно проговорился. Руки его задрожали.

– Кому об этом рассказывал? Только правду!

– Никому. Пусть у меня язык отсохнет, если брешу!

– Побожись!

– Разрази меня Господь, никому!.. Что я – маленький?

– Хорошо. Иди.

Парень повернулся и шагнул к двери. В тот же миг в руке Чернобая блеснул ятаган – и слуга, не успев вскрикнуть, свалился на пол. Чернобай наклонился над ним и ударил еще раз – в сердце. Потом вытер ятаган об одежду убитого и снова сел на скамью.

Через некоторое время в сенях послышались шаги. Чернобай встал, высек огонь, зажег свечу. Потом приоткрыл дверь:

– Это ты, Митрофан?

– Я, – послышалось в ответ.

– А Хорь с тобою?

– А как же.

– Входите!

Пахолки робко вошли в светлицу. После поездки за Днепр они крепко спали и теперь, услышав о нападении на крепость и погоне, в которой они не участвовали, не знали, зачем позвал их хозяин. Увидев на полу труп, остановились. Митрофан перекрестился:

– Неужели Минка?

Чернобай не ответил. Закрыв за ними дверь, подтолкнул их на середину комнаты и стал напротив.

Пахолки почувствовали опасность. Митрофан, как стреноженный конь, неловко переступал с ноги на ногу. Хорь, маленький, юркий, норовил спрятаться за долговязого товарища. Но Чернобай прикрикнул на него:

– Чего вертишься, как дерьмо в проруби? Перед кем стоишь, стервец? Забыл?

Хорь замер, лихорадочно соображая, откуда ждать беды. Митрофан придурковато смотрел на хозяина. Его неповоротливый ум не мог сообразить, что произошло. А Чернобай вдруг ошеломил обоих неожиданным вопросом:

– Куда девали Звенигору?

Митрофан вытаращил глаза:

– Какого Звенигору?

– Не прикидывайся дурнее, чем ты есть на самом деле, болван! – закричал Чернобай. – Того казака, которого я приказал посадить на кол, а потом кинуть в озеро!

– А-а… – Митрофан повернулся к Хорю, будто упрекая его: «Видишь, я же говорил тебе!».

Хорь подобострастно улыбнулся, виновато опустил глаза:

– Мы продали его Али, хозяин.

– Продали Али? Да как вы посмели, мерзавцы?

– Митрофан подбил… Говорил: хозяин заработал хорошо, а мы разве не люди? Я и не хотел, а он пристал… Угрожал…

Митрофан еще больше вытаращил глаза. Лицо его побагровело от гнева. Он аж задохнулся, услыхав, как Хорь сваливает свою вину на него, и не мог ничего сказать в свое оправдание. Будучи человеком небольшого ума, он чаще орудовал кулаками и потому, не долго думая, двинул Хоря по уху. Тот отлетел к окну и выхватил пистолет. Прогремел выстрел. Митрофан вскрикнул, схватился за грудь и медленно осел на пол.

Чернобай же неподвижно стоял у стола, только зорко следил за каждым движением Хоря, держа пистолет на взводе. Хорь бросился к Митрофану, лежащему рядом с Минкой, заглянул в лицо.

– Готов!

Чернобай зловеще усмехнулся.

– И ты думаешь, что этим спас свою мерзкую шкуру? – тихо спросил он. – Думаешь, я так и поверил, будто это Митрофан подбил тебя продать Звенигору татарину?

Хорь позеленел. Рухнул на колени – пополз к хозяину, пытаясь обхватить его ноги руками. Но Чернобай резко оттолкнул холопа.

– Ты, Хорь, хитрый. Но и тебе пришел конец! Твоя хитрость могла стоить мне жизни.

– Прости меня, добрый господин! – всхлипнул Хорь. – Не иначе – дьявол попутал! Но, клянусь Богом, я еще прислужусь… Только не убивай!.. Вспомни, сколько раз я спасал тебе жизнь… Я всегда служил тебе верой и правдой. Ну, а раз согрешил – позарился на деньги… Каюсь…

Он снова подполз к хозяину и, плача, целовал его вымазанные в глине сапоги.

Чернобай молчал. Лишь после нескольких минут раздумий схватил Хоря за сорочку и поставил перед собой. Свеча, мерцая, освещала перекошенное от страха лицо пахолка желтым призрачным светом, и от этого оно казалось неестественно зеленым, мертвенным, безобразным. Чернобай с омерзением оттолкнул парня от себя;

– Ладно, Хорь… Я помилую тебя…

Из груди парня вырвался радостный стон.

– Но не думай, что я тебя прощаю… Ты должен заслужить прощение! Слушай внимательно… Ты проберешься в Запорожье, вступишь в сечевое товариство. А там улучишь удобный случай и прикончишь Звенигору… Он тебя в лицо знает?

– Нет, не знает.

– Вот и хорошо. Это поможет нашему замыслу… Да не оттягивай! Пока он жив, я не могу оставаться в Чернобаевке. Сегодня же отправлюсь в Крым, к Али… Я буду ждать известия от тебя… Слышишь?

– Слышу… Все будет сделано, как приказываешь, хозяин.

Только в полночь Арсен остановил отряд на ночлег. Казаки стреножили лошадей и пустили их пастись в долине, а сами, расстелив киреи[125], улеглись спать. Не спали лишь Арсен, Роман, Спыхальский, Грива да Иваник. Иваник оказался хорошим и хозяйственным человеком. Быстро нарвал сухой полыни и, умостив ее под кустом, застлал попонами.

– Милости просим, девчата… Это, знаете-понимаете… тово, не перина, но как-никак мягонько будет. Поспите до утра, если нас не всполошит погоня… Но, думаю, до этого не дойдет! Мы им, знаете-понимаете, задали жару! Будут знать, с кем связались, – больше носа не сунут!