Белый отряд - Артур Конан Дойл

— Нет, клянусь апостолом! — заявил сэр Найджел. — Было бы слишком жаль, если бы такое множество отважных людей, встретившись лицом к лицу, не вступило в славную схватку. Ба, Уильям, они-таки двинулись на нас; и, клянусь честью, чтобы полюбоваться таким зрелищем, стоило переплывать моря!

И действительно, оба крыла испанской рати — слева рыцари Калатравы, справа — Сантьяго — стремительно вынеслись вперед, а основные силы последовали за ними, но без особой поспешности. Однако, не доезжая пятисот шагов до высоты, занятой англичанами, оба отряда, встретившись, круто повернули в разные стороны и, описав полукруг, отступили якобы в полном замешательстве. В былых боях с маврами последним нередко удавалось, прибегая к такого же рода притворным отступлениям, выманить из укреплений и увлечь за собой пылких испанцев. Но тут на холме стояли люди, превосходно знавшие все военные хитрости и уловки. Вновь и вновь, с каждым разом все приближаясь к холму, обе группы испанцев соединялись и тут же, испуская крики ужаса и низко пригнувшись к спинам коней, разъезжались врозь — направо и налево, англичане же, по-прежнему сохраняя полную невозмутимость, наблюдали за ними. Наконец авангард остановился на расстоянии полета стрелы от подножия утеса и, размахивая копьями и восхваляя свою отвагу, стал вызывать врагов на бой, а два всадника выехали из блещущих рядов и принялись гарцевать меж двумя вражескими станами, подняв копья и щиты с гербами, подобно герольдам на турнире.

— Клянусь апостолом, — воскликнул сэр Найджел, и его открытый глаз сверкнул, как уголь, — эти два джентльмена чрезвычайно благородны и великодушны! Не могу припомнить, чтобы я видел народ, столь возвышенный сердцем и изобретательный на выдумки, как эти испанцы. Наши лошади при нас, сэр Уильям. Быть может, нам избавить этих двоих от тяжелого обета, который они, по-видимому, на себя наложили?

Не отвечая, Фелтон живо вскочил на коня и погнал его вниз, а сэр Найджел последовал за ним на расстоянии трех копий. Спустившись по трудному для галопа, неровному, каменистому склону, друзья помчались к двум кавалерам во весь опор, а доблестные испанцы с не меньшей прытью ринулись им навстречу. Противником Фелтона оказался рослый юнец с головой оленя на щите, а противником сэра Найджела — плотный, коренастый муж, с головы до ног закованный в сталь; вокруг его шлема вилась бело-розовая гирлянда. Юнец с такой силой ударил Фелтона по щиту, что расколол его пополам, но копье англичанина мгновенно вонзилось в горло юноши, под забрало, и тот с хриплым воплем рухнул наземь. Уже охваченный хмелем битвы, Фелтон не удовольствовался этой легкой победой: он пришпорил коня и врезался на всем скаку в отряд рыцарей Калатравы. И еще долго в полном молчании смотрели его соратники с высоты, как он кружился, подобно неистовому вихрю, в самой гуще испанского строя, а со всех сторон сверкали клинки и ржали, вставая на дыбы, боевые кони. То тут, то там мелькало белое перо на его шлеме, вздымаясь и падая, подобно пене на гребне волны, среди кольца жарко сверкавших и сыплющих искры мечей; наконец он исчез из виду, и еще один отважный воин перешел от битв к вечному покою.

Между тем сэр Найджел нашел достойного противника — им оказался не кто иной, как Себастьян Гомес, непобедимый воин монашеского Ордена рыцарей Сантьяго, снискавший себе великую славу во время бесчисленных битв с маврами в Андалусии. Стычка была столь яростной, что копья раскололись до самой рукояти, а кони так круто взвились на дыбы и попятились, что, казалось, вот-вот опрокинутся, подмяв под себя всадников. Однако, в совершенстве владея искусством верховой езды, рыцари, сделали длинный курбет, а затем, выхватив из ножен мечи, стали наносить друг другу удары столь рьяно, словно это были могучие кузнецы, бившие по наковальне. Их кони кружили на месте, кусая и лягая друг друга, а мечи противников мелькали, со свистом рассекая воздух, и чертили в ярком свете дня сверкающие круги. Удары, парирования, выпады сменялись с молниеносной быстротой, и глаз не успевал следить за ними; но вот противники сошлись вплотную, обхватили друг друга и свалились с коней. Испанец, более плотный, чем англичанин, прижал противника к земле; под восторженные возгласы соотечественников он уже занес над ним меч. Однако роковой удар не обрушился на сэра Найджела, занесенная рука испанца внезапно дрогнула, он судорожно вытянулся и замертво рухнул на бок, истекая кровью, хлынувшей из подмышки и сквозь прорезь забрала. Сэр Найджел вскочил на ноги, держа в руках окровавленный кинжал, и наклонился к лежавшему у его ног противнику, — да, с ним было уже покончено, смертельный удар, нанесенный в ту минуту, когда рыцарь поднял руку, решил его участь. Бросившись в седло, сэр Найджел помчался к своим, по рядам испанцев прокатился многоголосый вопль ярости, и двадцать боевых труб затрубили, призывая к атаке.

Но англичане только этого и ждали. Упершись ногами в землю, закатав рукава, чтобы мышцы не были стеснены, зажав в руке длинные военные луки и перебросив на грудь колчаны, они выстроились редкой цепочкой в четыре шеренги, что давало им возможность свободно поворачиваться и пускать стрелы, не задевая своих. Эйлвард и Джонстон стали бросать в воздух пучки травы, определяя силу и направление ветра, и по рядам негромко передавались советы и указания.

— Стреляйте не дальше, чем на триста шагов, — крикнул Джонстон, — нам могут еще очень понадобиться наши стрелы, прежде чем кончится стычка!

— Лучше перелет, чем недолет, — добавил Эйлвард, — лучше бить по арьергарду, чем метать стрелы в землю.

— Спускай стрелу быстро и решительно, — советовал третий, — натянул тетиву, нацелил стрелу, пустил в цель. Клянусь богоматерью! Их знамена приближаются, и мы должны удержать эту высоту, если хотим когда-нибудь опять увидеть воды Саутгемптона.

Аллейн, стоявший с мечом наголо среди лучников, наблюдал, как сверкающие эскадроны, всколыхнувшись, медленно двинулись вперед сначала рысью, затем перешли на легкий галоп, становившийся все быстрее, быстрее, и вот уже вся колонна, ряд за рядом, понеслась во весь опор — воздух огласили громовые крики, земля задрожала под копытами коней, казалось, долину залил поток стали, развевались плюмажи и флажки, поблескивали копья, взятые наперевес. Промчавшись по долине, они ринулись на приступ высоты, где были встречены убийственным ливнем английских стрел. Целыми рядами валились испанцы, словно захваченные каким-то бешеным водоворотом, в котором метались лошади, сбитые с ног люди падали и снова поднимались, шатаясь, как пьяные, но все новые шеренги испанских всадников продолжали врываться в узкие проходы меж камнями и гнать своих коней по роковому склону. До слуха Аллейна долетали отрывистые, суровые приказы командиров лучников, воздух был полон резким гудением тетив, свистом и стуком падавших стрел. У подошвы холма выросла целая стена повалившихся лошадей и сраженных воинов она все росла, все поднималась, по мере того как прибывали свежие эскадроны и устремлялись на приступ утеса. Один молодой всадник на сером жеребце, перемахнув через груду поверженных соратников, понесся во весь опор по склону, громко взывая к святому Иакову, но на расстоянии копья от вражеского строя пал, сраженный множеством стрел, которые так и остались торчать в каждой щели его доспехов. В течение пяти минут все вновь и вновь доблестные рыцари Испании и Франции бросались в атаку, силясь овладеть высотой, и только когда трубы проиграли отбой, они начали медленно отступать на безопасное расстояние, оставив своих лучших, доблестнейших солдат умирать в этой кровавой куче.