Свирепые калеки - Том Роббинс

– Ткните меня пальцем, если сможете, в то место в Коране, где сказано, что набожный мусульманин обязан или хотя бы имеет право убивать иноверцев. Покажите мне, где именно Магомет разрешает убийство приверженцев иной веры – либо вообще неверующих, – и я отопру эти ворота и впущу вас внутрь, дабы вы отважно перебили этих безоружных женщин. – Когда же немедленного ответа на это не последовало, Свиттерс добавил: – Это не Пророк призывает к насилию, но заинтересованные лица – амбициозные аятоллы и политики, их поддерживающие.

Разумеется, опровергнуть его с помощью священной книги чужаки не смогли – Коран был на стороне Свиттерса, – но увлеченно заспорили, ссылаясь на такие подробности, как вытеснение арабов евреями и на кровавое наследие крестоносцев-христиан; ни тех, ни других Свиттерс ничуть не собирался защищать. Более того, поддержал все, что они говорили насчет крестоносцев, нимало не скрывая собственного негодования и отвращения, однако от всякого чувства вины по этому поводу отрекся, утверждая, что события столь давние не имеют ни малейшего отношения ни к нему, ни к ним. При этом он отчетливо видел, что арабы воспринимают время и историю иначе, нежели американец вроде него; и, подобно кандакандеро, выстраивают иные отношения с прошлым и предками.

После того страсти поостыли. Ночь тоже понемногу остывала; за спиной у Свиттерса экс-монахини в своих тонких хлопчатобумажных платьицах начали зябнуть. Однако беседа продолжалась еще часа два по меньшей мере, и в ходе таковой было обсуждено немало межкультурных теологических вопросов – причем почти без эксцессов. Наконец нападающие, обессиленные и здорово потрясенные этой встречей, вроде бы собрались восвояси. На всякий случай, венчая, так сказать, подтаивающее мороженое «сандэй» пикантной вишенкой, Свиттерс сообщил, что община находится под личным покровительством президента Хафеза аль Асада, Одубона По и Коротышки Германа, и ежели обитательниц ее тронут хоть пальцем, головы так и покатятся с плеч отсюда и до самой Мекки.

– Ежели сомневаетесь, так потолкуйте с этими достойными джентльменами. Скажите, вас Свиттерс прислал.

Мужчины торжественно закивали. А затем, попрощавшись – цветисто и вместе с тем вполне сердечно, – залезли в «пежо», что завелся далеко не сразу, а напротив, здорово попортил всем нервы под стать латиноамериканскому лимузину, и укатили в пески.

– О, радость, о, счастье! Мой верный звездный корабль!

В какой-то момент явно нескончаемой мужской беседы Домино сбегала к нему в комнату и привезла инвалидное кресло. Теперь Свиттерс облегченно рухнул в него. Как только он уселся, сестры – замерзшие, измотанные, некоторые – буквально засыпая на ходу, – столпились вокруг него, словно вокруг героя-победителя. Женщины заботятся о свирепых калеках, возвратившихся из тропических стран, разве нет?

– Magnifique![203]– воскликнула Красавица-под-Маской. Аббатиса явилась к воротам вскорости после начала перепалки и, давным-давно, еще во времена своего служения в Алжире, овладевшая основами арабского, принялась, как могла, переводить для прочих основные положения дебатов. Пришла она под вуалью, на случай, если ей придется иметь дело с чужаками, но теперь покрывало откинула, и ткань трепетала у нее в руке. В лунном луче «двухэтажная» бородавка казалась сгустком творога, густо политого кетчупом. «Домашний сыр с кетчупом, – подумал он. – Любимое блюдо Ричарда Никсона. Небось рецепт у Джона Фостера Даллеса перенял. Тьфу-у!»

– Откуда вы так хорошо знаете ислам? – полюбопытствовала аббатиса.

– О, я в свое время почитывал Коран, и Библию, и Талмуд – так, между делом, – сообщил Свиттерс. – Еще до того, как открыл для себя «Поминки по Финнегану».

Еще раз поблагодарив его и поздравив, Красавица-под-Маской потрепала Свиттерсову кудрявую макушку. А затем шуганула своих подопечных, точно стадо гусей; и они, и она – все пошли спать. Впрочем, Домино осталась – катить его кресло.

– Боюсь, я уже не усну, – проговорила она, – но вот вы наверняка устали до смерти.

Свиттерс заверил, что бодр как жук на майском дереве; так что оба отправились к нему в комнату выпить холодного чая. В первый раз после истории с Фанни в начале лета Домино нанесла ему визит. Монахиня повернулась к нему спиной, давая возможность надеть рубашку и брюки. Adieu,[204]утятки!

Когда они наконец устроились – Свиттерс в своем «Invacare», она – на табуретке (кушетку избегали столь же преднамеренно, сколь и опасливо, как если бы то был алтарь, на котором, по достоверным сведениям, совершались некие тайные, не подлежащие называнию обряды), – Домино заговорила о том, как она признательна, что инцидент у ворот закончился без кровопролития. Свиттерс заверил, что ни один уважающий себя ковбой не упустил бы столь роскошной возможности пострелять всласть, но он, Свиттерс, полагает, что для всех заинтересованных лиц лучше уладить дело миром.

– У этих перевозбудившихся марионеток наверняка есть малые дети – они-то чем провинились?

– Это все их религия, – обвиняюще сказала Домино.

– Это все их религия плюс ваша религия, – поправил Свиттерс.

– Нас угрожали убить, а вы утверждаете, будто часть вины лежит и на моей религии? Что мы такого сделали?

– Вы пытаетесь присвоить Господа, – вздохнул Свиттерс. – В точности как они.

Домино озадаченно свела брови. А затем кивнула.

– О'кей, сдается мне, я понимаю, о чем вы. Мусульмане и христиане равно настаивают, будто их путь к Господу – это единственный путь, так что если права одна сторона, значит, те, кто на другой стороне…

– Заложили свою жизнь и теперь глядят в лицо смерти – без права выкупа. Обидно, да? Кроме того, помните: в каждой истории есть три стороны, не две, – и даже в монотеизме.

Однако обсуждать иудеев Домино отказалась, объявив, что «Б-убийцы» иудаизма в итоговое уравнение не впишутся. Не успел Свиттерс оспорить это утверждение – при том, что на самом-то деле ему хотелосьлишьотдохнуть и расслабиться, – Домино спросила, что значит для него имя Фатима.

– Это захолустное селеньице в Португалии, где Пресвятая Дева Богородица, воистину королева оксюморонов, якобы поигралась с солнцем, точно с мячиком на резинке, в 1917 году. – Странно было бы, если бы интернетовский мальчик на побегушках при Богородицыных разновозрастных фанатках не нахватался всяких любопытных подробностей. – Фатима, Лурд, Босния; Нок, Ирландия; Тепейяк, Мексика. Удивительно, и как это Мария обычно выбирает для визитов унылые, занудные, экономически отсталые районы, остро нуждающиеся в туристской достопримечательности-другой? Пожалуй, мы могли бы составить прогноз: предсказать, где она объявится в следующий раз – а где, собственно? Возможно, на западе Оклахомы. В центре Саскачевана. Вот только в тамошних местах католиков маловато, чтобы раскрутить пикник на полную катушку.

– А еще Фатимой звали дочь Магомета, – промолвила Домино, проигнорировав весь его сарказм.