Смерть на кончике хвоста - Виктория Платова

— А зачем я должна передать эту фотографию?

— Зачем? — Воронов задумался. — Ну, хотя бызатем, что этот ваш таинственный респондент очень волновался о судьбеЛитвиновой. Забрасывал ее письмами. Думаю, эта фотография будет дорога ему какпамять.

— И больше ничего?

— Ничего. Обещаю вам… Впрочем, есть еще кое-что.Запомните одну фразу: «Шантаж еще никого не доводил до добра».

— И кому я должна сказать эту фразу?

— Тому, кто откроет вам дверь.

— Прямо с порога?

— Зачем же прямо с порога? Вплетете это в беседу.Особенно когда начнутся разговоры о Литвиновой…

Наталья поехала на проспект Металлистов ближе к вечеру, наэтом настоял сам Воронов. Вернее, он даже не настаивал, он просто никуда неотпускал ее под самыми смехотворными предлогами: «Давайте я почитаю вам то, чтоуже написано, Наталья…», «Да, согласен, у меня неважно с дикцией, но вы можетепрочитать сами…», «Я попытался избавиться от обилия деепричастных оборотов,видите, я помню, о чем вы мне говорили, Наталья», «Вам кажется, что я как-товыпустил из виду собаку? Да я бы с радостью забыл о ней навсегда, но, можетбыть, вы и правы, она должна двигать сюжет…» «Толстая подруга-наперсница будетне лишней для героини, вы не находите?», «Да, согласен, я не особенно силен вженской психологии, но и женщина — не самая подходящая героиня для детектива…то, что она разгадывает преступные замыслы, всегда будет выглядеть натяжкой…»

Потом Воронов обнаглел настолько, что отправил Наталью вближайшую аптеку за сульфаперидазином, он, видите ли, опасается за своинесчастные бронхи. Лишь к восьми вечера Наталье удалось вырваться извороновской квартиры. Она сложила все вещи в сумочку (не так-то много их иоказалось) и даже поцеловала Воронова на прощание.

— Я буду иногда приезжать к вам. Вы позволите?

— Конечно. Я буду рад. Я даже посвящу вам книгу, еслимне удастся ее дописать…

— Вы много для меня сделали.

— А вы сделали меньше, чем могли бы, — неожиданногрустно сказал Воронов.

— Вы милый, и я обещаю исправиться.

— Привет вашему молодому человеку… Вернее, не вашему…Вам все-таки удалось ухватиться за хвост чужой мертвой жизни. Это романтично,но не всегда хорошо заканчивается.

Наталья сочла за лучшее пропустить это замечание мимо ушей.

— Вы тоже передавайте привет милейшему СеменуБорисовичу.

— Обязательно.

— Буду ждать ваших книг.

— Тронут. Вы передадите фотографию? Сегодня?

— Да. Но… почему бы вам самому не передать?

— Ненавижу эту погоду, и потом — мои легкие и бронхи сней не справляются.

— А в кафе вы демонстрировали совсем обратное.

— Всплеск хорошего самочувствия. Такое тоже бывает… Такя могу на вас положиться?

— Да. Конечно. Вы всегда можете на меня положиться.

Воронов захлопнул за ней дверь сразу же, но так и незагремел замками. Скомканным получилось прощание, но какое это имеет значение?

Уже в полной темноте она отыскала нужную ей пятиэтажку.Мрачный район и мрачные серые здания совершенно не располагали к позднимвизитам. Но кто сказал, что она собирается нанести визит? Она просто отдастфотографию — и все. И освободится от этой истории навсегда.

Звонить в дверь пришлось долго. Наконец в самой глубинеквартиры послышалось легкое мелодичное поскрипывание, и дверь распахнулась.Наталья даже прижала ладонь ко рту от удивления: теперь понятно, почему Гримсразуже раскусил ее. Он восседал в инвалидном кресле и топорщил в сторонуНатальи ухоженную бороду: ни о какой встрече под сфинксами не могло быть и речи— он просто не мог бы добраться туда в этой своей коляске.

— Чем могу быть полезен? — Умные глаза из-поднависших бровей ощупали Наталью с ног до головы и остались довольны.

— Простите… Я не смогла приехать раньше, хотя мы идоговаривались.

— Что-то не припомню.

— Электронная почта, — подсказала Наталья ипроцитировала:

— Я — подруга Дарьи. Нужно поговорить.

С инвалидом произошло что-то странное: он тяжело хмыкнул изамолчал. Рот его сбился набок, а глаза заморгали — быстро, как у птицы-глупышаиз семейства буревестников.

Наталья тоже выжидательно молчала.

Тишина была такой долгой и такой гулкой, что стало слышно,как где-то в ванной вовсю хлещет вода.

— Проходите, — сказал наконец мужчина в инвалидномкресле. — Меня зовут Антон.

— А меня — Наталья.

— Очень приятно.

Через несколько секунд она оказалась в комнате, заваленнойкнигами. А над книгами парил воздушный змей — несбыточная мечта обездвиженногочеловека. Наталье вдруг стало грустно.

— Садитесь, — пригласил ее Антон. — Можетбыть, кофе?

— Я ненадолго. Я только хотела сказать… О Дарье…

— Я все уже знаю. Вы ее подруга? Она никогда неговорила о вас.

— Не совсем подруга. Я попала в ее дом случайно…Привела потерявшуюся собаку.

— Понятно.

— Вы были друзьями?

— Да, — подумав, сказал Антон. — Мы былидрузьями. Кошмарный конец. С вами тоже беседовали?

— Кто? — удивилась Наталья.

— Следователь. Не помню, как его зовут…

— Нет, что вы… Они вообще не знают о моемсуществовании. Мне искренне жаль, поверьте. Я принесла вам фотографию. Бытьможет… — Наталья так и не смогла закончить предложение, вынула из сумочкифотографию и протянула ее бородатому Антону.

— У меня уже есть, — даже не взглянув на снимок,он кивнул на портрет на столе.

До чего же глупо и никчемно ты выглядишь, Наталья Ивановна,со своими соболезнованиями и жалкой, ничего не значащей фотокарточкой!Собака-то ему зачем?

— Но, может быть…

— Кто вы такая?

— Я уже говорила вам. Я не подруга Дарьи. Я никогда еене видела. Но какая ужасная история… Шантаж еще никого не доводил до добра, выне находите? — наконец-то она произнесла заготовленную Вороновым фразу иуспокоилась. Мавр сделал свое дело — мавр может уходить.

— Это точно, — голос за спиной Натальи раздалсятак неожиданно, что она вздрогнула. — А она действительно никогда невидела Дарьи.

Голос, показавшийся ей знакомым, голос, который она слышаласквозь помехи автоответчика, голос, который заказывал шерри и разливал вино надвадцать пятом этаже…

Денис.

Наталья обернулась: это был действительно Денис. Денис,поцеловавший ее на выставке на прощание только сегодня. Он был все в том жещегольском костюме, который так удивительно шел ему.