Братство обреченных - Владислав Куликов

«За что? — не понимал Самойленко. — Ведь я всегда был честен. Никому не причинил зла. Судил по справедливости. Боже, за что ты меня так наказываешь?» Под старость бывший коммунист и атеист стал частенько наведываться в церковь…

Но в любом случае разговор журналистов со Специалистом был изначально бессмыслен. Единственное, чего добились Ветров с Азаровой, — это разрешения для адвоката посмотреть дело.

Когда беседа подходила к концу, в кабинет заглянул пожилой генерал. Почему-то Ветрову он напомнил доброго слоненка из старинного советского мультика про тридцать восемь попугаев. У генерала было такое же смущенное выражение лица, потупленный взор и говор в нос. И лицо — широкое и доброе — чем-то тоже напоминало того умного слоненка в очках. Хотя нос был нормальным, никакой не хобот…

— Пойдешь обедать? — спросил генерал.

— Сейчас, закончу с журналистами, — улыбнулся Специалист.

Генерал вышел. Ветрову послышалось «извините», которое постоянно говорил мультяшный слоненок. Хотя генерал на самом деле закрыл дверь молча.

— Вот генерал такой-то, — Специалист назвал фамилию. — Очень хороший человек.

— Мы заметили. — Ветров вспомнил фамилию: этот человек утверждал обвинительный приговор Куравлеву.

«Так и видится: Специалист согласился отменить приговор, а генерал за обедом мягко так спрашивает: ты что, с ума сошел? — подумал Ветров. — И вообще, отменить приговор значило бы подставить и этого милого и доброго, судя по рекомендации, человека. Нет, ничего иного Специалист и не мог нам сказать. Кругом стена!»

Они поговорили еще недолго и расстались. Специалист проводил их до выхода. В лифте они спускались вместе с генералом и с любопытством искоса поглядывали друг на друга (генерал на журналистов, журналисты на генерала).

Попрощались как добрые друзья. При этом Специалист подумал: «Настойчивые ребята. С ними надо держать ухо востро».

Ветров же с Азаровой стали бурно обсуждать состоявшийся разговор, как только сели в машину.

— Какой м…к! — зло воскликнула Ольга. — Такое ощущение, что мы говорили с железным сейфом. От него все наши слова отскакивали.

— Иного и быть не могло: он же чиновник. Стихов, наверное, в жизни не читал.

— При чем тут стихи?

— Это в Древнем Китае в эпоху Хань (полторы тысячи лет назад) все чиновники, поступая на должность, сдавали экзамены. Главным требованием было умение писать стихи и рисовать тушью. Считалось, что человек, сочиняющий стихи, не сможет стать взяточником. А наместник, рисующий на шелке пейзажи тушью, не допустит несправедливости.

— Боюсь, наших чиновников уже никакие стихи не спасут…

«Мы уперлись в стену, — подумал Андрей. — Остался последний вариант. Но, черт возьми…» Его объял ледяной ужас. Ветров только сейчас осознал всю сложность (на грани с нереальностью!) плана. «Это сумасшествие: у нас ничего не получится». На душе стало мутно и неприятно.

В Торонто делегаты конференции заседали в зале на минус втором этаже гостиницы. А выставку разместили на минус третьем. Многим было просто лень спускаться. Но через день среди ценителей разнесся слух о картине, которая переворачивает душу. Любопытные сразу же потянулись в галерею. Хотя там висели работы заключенных из более чем ста стран мира, большинство посетителей сразу направлялись к портрету Матери. У этой картины люди задерживались дольше всего.

Естественно, когда пришла пора подводить итоги, то в номинации графика вопрос о победителе даже и не стоял. Первое место отдали Куравлеву портрету Матери. А саму картину купил за пять тысяч долларов глава европейского отделения Международной ассоциации тюремного служения. Еще шестьсот долларов Куравлев получил в качестве премии.

Деньги все до копейки (точнее было бы сказать — до цента) передали в Соль-Илецк. Геннадий распорядился ими так: четыреста долларов зачислил на свой лицевой счет в колонии, тысячу рублей отослал маме, остальное попросил передать жене.

Татьяна Куравлева очень удивилась, когда на пороге ее квартиры появился человек в форме УИН. Это был подполковник Трегубец. Он передал женщине конверт с деньгами и диплом, которым наградили Геннадия на конкурсе. Она долго не могла поверить в происходящее. А потом села на кухне и заплакала. То были слезы счастья и надежды.

* * *

Адвокат изучил уголовное дело. Отксерокопировал нужные документы. После этого Ветров свел его с Опариным. Хотя адвокат говорил в принципе те же самые вещи, что и Андрей, но его слово звучало гораздо весомее.

Ведь у адвоката были имя и авторитет именно в этой области. В 1988 году он выпустил из тюрем несколько десятков безвинно осужденных. А началось с того, что важняк (тогда адвокат еще служил в Генпрокуратуре) поймал маньяка, жившего и убивавшего в Белоруссии. Оказалось, что за многие совершенные им убийства уже осуждены другие люди. Некоторых даже расстреляли. Важняк приехал с комиссией в республику. Вскрылась целая система фабрикации уголовных дел. Он за руки выводил из тюрьмы людей, просидевших по десять, а то и больше лет. Вначале его работу приветствовали. А потом начальство стало сердиться. «Отстаньте от Белоруссии!» — написал ему прокурор республики. Но следователя это не остановило.

Когда невинных освободили, то бестолковый маховик наказаний раскрутился в другую сторону. По шапке получали все: сыщики, прокуроры, судьи. В зависимости от степени причастности кого-то сажали, кого-то увольняли, кому-то объявляли выговор. Как всегда, под горячую руку попадали и случайные люди. Например, наказали с десяток прокуроров, которые просто ставили подписи под запросами в милицию. В суть дел они не вникали, а выполняли формальности за уехавших в отпуск (или командировку) коллег. Получилось: вся их вина заключалась в том, что оказались рядом. Работали в одном кабинете с виновными.

Но вскоре Советский Союз развалился. В середине девяностых важняк возбудил уголовное дело против известного олигарха, чей лик не сходил с телеэкранов и газетных полос. Поскольку олигарх был близок к обитателям вершин власти, то на важняка начали давить. Начальство твердило: закрывай дело. Некоторые чиновники звонили сами и настоятельно рекомендовали не трогать олигарха.

— Я нахожу в его действиях состав преступления, — твердо отвечал важняк. — Перед законом все равны. Пусть суд решает.

Однако начальство не согласилось с этим и поставило важняка перед выбором: либо он закрывает дело, либо увольняется. Тот плюнул и уволился. Дело приостановили.

Через несколько лет тот самый олигарх рассорился с властями и убежал за границу. А уголовное дело (которое возбуждал против него еще важняк) возобновили. Бывшему важняку, а теперь адвокату, позвонили из Генпрокуратуры, пригласили назад и радостно сообщили, что теперь он сможет довести свое дело до конца.

— Пошли на… — Адвокат в очень грубой форме сказал все, что думает о предложении подобного рода. — Я проституцией не занимаюсь!