Гончаров - Владимир Мельник

Отец K.P., великий князь Константин Николаевич, в свое время содействовал публикации книги очерков «Фрегат «Паллада»» на страницах «Морского сборника» (великий князь являлся генералом-адмиралом русского флота, с 1855 года управлял флотом и морским ведомством на правах министра). В ноябре 1855 года великий князь высказал свои похвалы писателю за его «прекрасные статьи о Японии».[364] Через месяц Константин

Николаевич представил Гончарова к награде «вне правил чином статского советника за особые заслуги его по званию секретаря при генерал-адъютанте графе Путятине». Но и этим не ограничились проявления симпатии великого князя к Гончарову. В мае 1858 года он пожаловал писателя драгоценным перстнем.[365] В июне того же года Гончаров преподносит через министра Императорского двора графа В. Ф. Адлерберга экземпляр отдельного издания «Фрегата «Паллада»» для поднесения Александру II,[366] за что вскоре был пожалован подарком и бриллиантовым перстнем с рубином.[367]

Дальнейшему сближению романиста с царской семьей способствовала графиня A.A. Толстая, фрейлина императрицы, находившаяся с Гончаровым в дружественных отношениях. Еще в 1871 году она намеревалась представить его великому князю Сергею Александровичу Романову. Очевидно, это представление состоялось несколько позже.[368] В феврале 1889 года великие князья Сергий и Павел Александровичи подносят по просьбе писателя императору Александру III последний, только что вышедший девятый том полного собрания сочинений Гончарова. Первые восемь томов уже были в библиотеке императора. Имена великих князей Сергея Александровича, Дмитрия Константиновича и Павла Александровича то и дело мелькают в письмах Гончарова к великому князю Константину Константиновичу. Сохранившаяся переписка K.P. с Гончаровым свидетельствует о том, что зачастую великий князь Сергей Александрович являлся слушателем новых произведений Гончарова. Чтение Гончаровым своих произведений состоялось в Мраморном дворце 3 января 1888 года. На следующий день K.P. пишет Гончарову: «Не могу не поблагодарить вас еще письменно за доставленное нам вчера высокое наслаждение. Сегодня утром я встретился на репетиции Крещенского парада с В[еликим] К[нязем] Сергеем Александровичем и слышал от него, что вчерашний вечер оставил ему самое приятное впечатление. Про меня и говорить нечего…»[369] Писатель знакомит великих князей с новостями современной литературы, дает свои оценки, к которым те прислушиваются.

Вероятно, осенью 1873 года романист лично знакомится с юным еще великим князем Константином Константиновичем, он начинает преподавать ему и другим детям великого князя Константина Николаевича русскую словесность. Правда, пока не ясно, как долго вел этот предмет Гончаров в семье великого князя. Своим литературным успехом будущий K.P. в немалой степени обязан Гончарову. Их отношения раскрываются в переписке 1884–1888 годов. K.P. в конце 1883 года передал Гончарову свою записную книжку со стихами и просил дать на них авторитетный отзыв. Великий князь признавал серьезное влияние писателя на свое мировоззрение. Насколько он ценил свои отношения с Гончаровым, показывает его запись в дневнике от 8 ноября 1891 года: «Дома вечером засел читать письма покойного Ив[ана] Алекс[андровича] Гончарова. После его смерти его душеприказчики возвратили мне все мои письма к нему, кроме тех, которые покойный сам принес мне года 2 назад, боясь, что кто-нибудь ими завладеет».[370] И тут же: «Когда-нибудь, не скоро, в печати эта переписка представит очень приятное чтение. Но исполню волю покойного, я, пока жив, не напечатаю ее».[371] Надо сказать, что Гончаров не злоупотреблял августейшим вниманием и почти всегда старался избежать появления во дворце великого князя, отговариваясь нездоровьем, старостью и пр. Племянник писателя М. В. Кирмалов вспоминал: «В последние годы жизни Ивана Александровича его приглашал к себе на вечера великий князь Сергей Александрович и был с ним очень ласков. Но Иван Александрович уклонялся от посещений, говоря: «Вы ведь здесь все молодые, полные жизни; ну что буду делать среди вас я, кривой старик?..»»[372] Комментарием к словам Гончарова может быть его письмо к графине A.A. Толстой от 14 апреля 1874 года: «Боязнь моя ходить во дворцы относится не к тем или другим личностям, а к толпе, ко всей широкой обстановке, к строгой, условной и — неизбежной, конечно, представительности и обычаям места, к парадности и обрядности.

Моя боязнь — стало быть — есть просто непривычка. Кто родился и прожил до старости в скромной и тесной доле, в темном углу, тот всегда будет неловок, смешон, и иногда «глуп», лишь очутится в толпе, на виду… И слабые глаза, привыкшие к сумеркам, начнут усиленно мигать и плакать, когда к ним вдруг подвинут лампу.

Вот отчего я не старался проникать — не во дворцы — а вообще в большие дома, где есть толпа, где много лакеев, где швейцар и парадные приемы… Скромность, простота и незначительность собственной своей особы и написанной мне на роду роли — вот внешние причины моего удаления от так называемого света».

Стихи K.P. начал писать в 1879 году. Он несомненно обладал замечательным поэтическим, и не только поэтическим, дарованием, верным и тонким художественным вкусом. Князь был признанным знатоком живописи, театра, музыки, являлся талантливым композитором и пианистом. В его лирике, камерной по духу, проявляются искренность чувств, литературное мастерство, свежесть поэтического мировосприятия. Очень многие его стихи раскрывают религиозные переживания поэта.

В первом же своем письме Гончаров отметил в стихах великого князя «искры дарования». Впрочем, не желая кривить душой, романист отнюдь не захваливает молодого поэта. Вся их переписка показывает, что Гончаров строго и внимательно вглядывался в талант бывшего ученика. В силу своего высокородного положения K.P. рисковал постоянно получать слишком восторженные оценки. И действительно, такие оценки прозвучали. Достаточно сказать, что выдающийся русский лирик Афанасий Фет, на творчество которого во многом и ориентировался К. Р., оценил поэзию Константина Константиновича чрезвычайно высоко. В одном из последних писем он даже сравнивает музу K.P. с музой Пушкина. Фет посвятил K.P. стихотворение, в котором как бы избирает его своим поэтическим преемником: