Трагедия Цусимы - Владимир Семенов

17 марта. В 9 ч. утра пересекли экватор. Хорошо, что не упустили сносных условий погоды и грузились углем «по уши», — после полдня задул NW баллов на 5, и разошлась волна.

23 марта. В 6 ч. утра увидели Большой Никобар. Взяли курс в середину между Никобар и Пуло Брасс. Вступаем в Малаккский пролив. Любопытно: выследили нас японцы или нет? Случаев было много. С полдня вступили в пролив и легли курсом вдоль берега Суматры. Сказывается близость земли. Температура поднялась немного — градуса на два, — но влажность резко повысилась. Душная, тягостная жара. Если даже выследили, вряд ли можно ожидать здесь встречи с главными силами и решительного боя. Для них же было бы невыгодно уходить так далеко от своей базы, когда мы сами идем туда. Вероятнее всего внезапные нападения, так сказать, партизанская война. Сообразно этому для похода проливом приняли такой порядок: посредине — транспорты в строе двух колонн; впереди — разведчики с «Жемчугом» и «Изумрудом»; по сторонам — отряды линейных судов; в замке — крейсера. Миноносцы снялись с буксиров, идут под своими машинами, заняв места по диспозиции. Настроение бодрое, даже задорное, как в шахматной игре при смелом ходе, рассчитанном на «зевок» противника. — С 8 1/2 до 10? вечера стояли на месте, — у «Орла» лопнула паровая труба.

24 марта. Ночь прошла спокойно. С утра пасмурно. Около 8 ч. утра — ливень с грозой. До полдня — серенькая погода и дождь. Потом — разъяснило. Ночью был один встречный пароход. Быстро свернул в сторону, как только «Жемчуг» осветил его прожектором. За день попалось еще несколько. Любопытно: куда идут? как скоро будут в порту? т. е. другими словами — как скоро телеграф разнесет по свету известие, что мы идем Малаккским проливом?.. Если японцы прозевали, то успеют ли предпринять что-нибудь?..

25 марта. Ночь прошла тихо. Погода мглистая. Встречные все чаще и чаще. Более нервные корабли только и делают, что «усматривают неприятеля».

С «Алмаза» сделан сигнал, что адмирал, командир, офицеры, находившиеся на мостике, и сигнальщики — все ясно видели 12 миноносцев, прятавшихся за пароходом British-Indian Сo и затем удравших на NO. Странное донесение. Вероятно, японцы приходили предупредить нас, что они здесь и чтобы ночью мы были осторожнее. Иначе такого маневра не объяснишь. «Олег» чаще всех видит подозрительные вещи. Предупреждал о подводных лодках.

Около 2 ч. ночи пройдем One fathom's bank. На мой взгляд, из всего пути самое удобное место для ночной атаки. Почти вплоть до рассвета будем идти фарватером, который временами суживается до 5 миль. Дорога — только одна. Серьезная ночь.

26 марта. Все — all right! Было много встречных, но ничего подозрительного. Пока воздержимся от заключений. Что еще скажет следующая ночь… Узкости пройдены. Подходим к Сингапуру. Кругом — глубоководные проливы, множество островов. Есть место для маневрирования в бою. Возможно внезапное появление линейных судов неприятеля. В 11 ч. утра перестроились в прежний походный порядок, более удобный для развертывания в боевой (т. е. транспорты — сзади, самостоятельно). Около 2 ч. дня проходили маяк на островке Raffles. Сингапур — как на ладони. На рейде — два английских крейсера. В полном составе, никого не растеряв в дороге, торжественно шествуем мимо, вступая в воды Тихого океана. Эффектная минута!.. На броненосце всё как-то притихло…

— Через несколько минут телеграф сообщит всему свету… — словно про себя, но, как мне показалось, слегка дрогнувшим голосом проговорил адмирал, стоявший на левом крыле мостика и пытливо вглядывавшийся в даль по направлению к городу.

Командир «Суворова» капитан 1-го ранга И. неожиданно нарушил торжественное настроение, весело расхохотавшись.

— Фриментль-то! Вот ахнет! Ведь он нас считает теперь к югу от Австралии! Богатейший трюк! — восклицал он.

И всем вдруг стало тоже удивительно весело. Смеялись даже сигнальщики, из уважения к начальству прикрывавшие лица биноклями…

Из Сингапура на пересечку курса эскадры выбежал маленький пароходик под флагом русского консула. Хоть и лестно было бы повидать его лично, узнать все новости, но для этого пришлось бы останавливать эскадру. Ограничились тем, что командировали один из миноносцев принять депеши и затем на ходу (это было организовано) передать их к нам. Сдав пакеты миноносцу, пароходик догнал эскадру и некоторое время шел рядом с «Суворовым». Консул кричал, что им собраны все газеты, какие попались под руку в этой спешке; кой-каких, может быть, нет, а потому главнейшие новости он передавал в рупор.

Между прочим, оказывается, что всего три дня тому назад японские крейсера заходили в Сингапур, а теперь, по имеемым сведениям, их эскадра ушла на север Борнео. Похоже, что нас начисто прозевали.

В 7 ч. вечера прошли маяк на острове Pedro Branco. Впереди — Южно-Китайское море.

27марта. Ночь прошла спокойно. В 6 ч. утра застопорили машины. Миноносцы (их уже не ведут на буксире) принимали уголь. В 11 ч. утра тронулись дальше.

28 марта (2 ч. пополуночи). Вчера за день так выспался, что теперь сон не берет. Думаю, если даже японцы собираются напасть, то все же раньше, как завтра, мы их не увидим, — от Лабуана на пересечку нашего курса 600 миль. Возможно, что близко бой. Внимательно прислушиваюсь к собственным мыслям, припоминаю разговоры офицеров между собой, стараюсь дать себе отчет в господствующем настроении… Ничего — настроение бодрое, спокойное… Пожалуй, даже слишком много спокойствия — почти равнодушие к собственной судьбе; а ведь с этой судьбой тесно связана и судьба нашего дела… Явный результат переутомления. Устали все мы. Нервы притупились. Отдых невозможен. Ну, так скорее бы конец… Наш спешный выход с Мадагаскара изрядно всех подбодрил. Удачный проход Малаккским проливом тоже вызвал немалый подъем духа. Дух бодр. Это чрезмерное спокойствие, почти равнодушие, почти подавленность, которых нельзя не отметить, являются результатом причин чисто физических. В бою все встряхнутся, и дух вступит в свои права. На бой нас еще хватит. Хотя… нельзя передерживать — силы на исходе… Чтобы скоротать время, читал переводный роман «Жертва Авраама» из времен бурской войны какого-то Ионсона, должно быть, участника самой войны. Странное дело, нашел много мыслей, которые и мне приходили в голову в Порт-Артуре, особенно после первых столкновений с неприятелем. Так, на пример, эти слезливые «ахи» и «охи» по поводу участи бедных раненых. Я не говорю про офицеров, свободно, по доброй воле избравших военное дело, а значит, и войну со всеми ее последствиями, своим ремеслом, — нет, я говорю только про нижних чинов, служащих по призыву, обязанных служить, вне зависимости от их склонностей. Здорового парня берут из его семьи, везут за 10 000 верст, заставляют драться с неведомым врагом, неведомо за что, а когда он, израненный, окажется на койке госпиталя — сердобольные особы поят его чаем, угощают вареньем и «так жалеют бедненького»!.. Я ничего не имею против чая с вареньем и всяких других удобств, но эта жалость кажется мне глубочайшим лицемерием. Мало того, она, эта жалость, обидна для раненых.

Их страдания заслуживают более серьезного отношения. Человека послали на смерть и увечья, а когда это случилось — его жалеют!.. Да разве он не вправе сказать: «Не оскорбляйте меня вашим запоздалым состраданием! Раньше надо было думать об этом! Если бы не мне, а тем, что теперь проливают слезы, самим пришлось идти на войну, если бы не было у них под рукой всегда готового пушечного мяса, — они были бы осторожнее!»… Это верно — «были бы осторожнее» — но никакая осторожность не в состоянии коренным образом устранить самую возможность войны, а значит — и смерти, и увечья сотен тысяч людей.