Калигула - Саймон Терни

Виниций сделал еще несколько шагов:

– Ливилла…

Не в силах больше смотреть на его безжизненное лицо и захваченная водоворотом противоречивых эмоций, я прошла мимо него и даже не подала виду, что заметила. Аррунций Стелла вместе со своими людьми маршировал за мной. Тогда Виниций развернулся и бросился следом. Я хотела крикнуть, чтобы он оставил меня. Хотела прижаться к нему, выплакаться, уткнувшись лицом в его плечо. А еще – выцарапать ему глаза. В то утро я любила Виниция и, о боги, проклинала. Думаю, меня трясло, и со стороны я выглядела как злой дух лемур, пришедший в мир людей за новыми жертвами.

– Ливилла, не нужно так делать… – донесся сзади хриплый голос мужа.

Не оборачиваясь, я холодно ответила:

– Я тебя тоже просила так не делать.

Мы шли вперед, взбираясь на Палатин по более пологому северному склону и огибая императорский дворец. Холм за рядами лавок превратили в огромный временный театр: из досок сколотили ограждения и проходы, на краю Форума возвели сцену, а на самом склоне установили места для зрителей. Во время праздника в честь Божественного Августа здесь проходило выступление, и заднюю стенку завесили пурпурными и белыми полотнищами.

Через арку входа мы вошли в этот театр, оседлавший дорогу к дворцу. Оказавшись в гигантском зрительном зале под открытым небом, я замедлила шаг. Кроме меня и преторианцев, тут не было ни единой души. Что за спектакль здесь разыгрывали, я не имела понятия. Прошел уже не один день с тех пор, как он закончился.

Все еще дрожа, я остановилась и закрыла глаза. Рядом кашлянул Стелла:

– Госпожа?

– Жди, – приказала я. – И не шумите.

Шаги преторианцев стихли. Они молча стояли около меня. Перед моим мысленным взором начали оживать сцены произошедшего. На корабле мне все поведали, и я столько раз повторила в уме рассказ Стеллы, что запомнила его лучше, чем стихи Вергилия. Воображаемые картины были яркими, как реальность.

На сцене актеры громкими делаными голосами декламируют глупости – стараются рассмешить зрителей или заставить их содрогнуться от ужаса. Что это за пьеса, я пока не знаю. Скорее комедия, чем трагедия. Гай всегда предпочитал комедии. Должно быть, трагедий ему хватало в реальной жизни.

Публика то освистывает злодея, то приветствует его реплики.

Я вижу, как плебеи вскакивают со скамеек и делают грубые жесты в адрес исполнителей. Несколько сенаторов, лишенных былого права на отдельные ложи, стонут и ворчат на простолюдинов, которые портят им все впечатление от спектакля. Вот императорская ложа примерно посредине импровизированного зрительного зала. Проход из дворца в ложу закрыт алыми драпировками, так что император может приходить в театр и уходить без помех. Шесть мест в ложе. Калигула сидит в центре, с ним Виниций, Каллист и два незнакомых мне сенатора – Валерий Азиатик и Павел Аррунций, – которые как-то пролезли в ближайшее окружение моего брата. И наш дядя Клавдий тоже там, разумеется. Их защищает небольшой отряд преторианцев. Они стоят вдоль боковых и задней стенок ложи. Возглавляет их один из трибунов. Я отчетливо их вижу, этих новых для меня сенаторов. Они все на нервах и от этого потеют, но пытаются списать потливость на простуду. Позади них стоит трибун, готовый нанести удар, его пальцы так и скачут по рукоятке меча. Виниций, Каллист и Клавдий тайком переглядываются. Где же Геликон? Неужели эти животные смогли подкупить его и он нарушил свою клятву оберегать императора? Или Геликона ловко обхитрили и сумели избавиться от его грозного присутствия?

И вот посреди гогочущей публики, шума и жизни мой брат встает с места. Зачем? Почему он собирается уйти так рано? Кто-то из актеров плохо играет или путает слова? Или он недоволен постановкой в целом? Нет, Гай решил, что пора удалиться в термы, чтобы не нарушать свою привычку омовений перед дневной трапезой. Итак, он встает. Публика затихает. Император с добродушной улыбкой говорит, чтобы все продолжали развлекаться, а он ненадолго уйдет, но чуть позже вернется.

Присутствующие в ложе гости тоже встают. Калигула со смехом велит им сесть обратно и смотреть пьесу. Они настаивают на том, чтобы проводить его, и мой брат пожимает плечами. Почему он ничего не заподозрил, когда встали не только Каллист с Виницием, но и Клавдий, Аррунций и Азиатик? Может, они назвали какую-то очевидную причину? Во всяком случае, он не придал этому значения. Гай покидает ложу и исчезает в коридоре из красных полотнищ, прячущих от него неяркое зимнее солнце.

Я вижу, что коридор поднимается к самой ограде дворца, построенного Тиберием. Там теперь поселился мой брат. Коридор поворачивает и по дорожке, обычно используемой прислугой и рабами, ведет к входу во дворец.

Мне все хорошо видно. Виниций притворился, что споткнулся, и, смеясь, каким-то образом умудряется проскользнуть в коридор первым. Сенатор Азиатик следует его примеру и тоже обгоняет императора. Двое идут чуть впереди Калигулы и без умолку болтают что-то о спектакле. Наверное, обсуждают его недостатки. Их болтовня отвлекает Гая. Всегда такой осторожный и внимательный, он теряет бдительность.

Я хочу закричать, предупредить его.

Почему они тянут? Почему просто не убьют его?

Конечно, Гай всегда носил с собой меч. И как заведено с давних времен, в присутствии императора никто из гражданских лиц не может иметь при себе оружие. Если Виниций и Каллист сейчас нападут на Калигулу, а он успеет вынуть меч, то их план провалится и они сами погибнут. Вот почему они ждут.

Итак, я вижу, как Калигула скрывается в крытом переходе в компании моего мужа и остальных сенаторов из ложи; за ними следует трибун претория с двумя своими гвардейцами. Насколько я понимаю, этого трибуна зовут Сабин. Еще одно совпадение: такое же имя носил патриций, который положил начало размолвкам моего брата с сенатом. Я вижу, как трибун Сабин, замыкая группу, при входе в коридор вытаскивает из ножен меч.

Я оглянулась – за мной напряженно наблюдал Виниций. На его лице девять частей вины и одна часть отчаяния. Должно быть, он впервые посетил место убийства. Сильно ли мучило его чувство вины? Надеюсь, что сильно.

– Я не хотел, чтобы все случилось так, как случилось, – пробормотал он.

– Тогда не надо было устраивать заговор!

– Это было… хуже, чем я мог себе представить. Думал, все произойдет быстро. Херея мастерски обращался с мечом. Гай должен был оказаться с богами прежде, чем о чем-то догадается. Я… сожалею…

– Поздно, – бросила я мужу.

Мое сердце мерзло и болело, словно его рвали на части ледяные пальцы. Я пошла вверх по деревянным ступеням к императорской ложе. Позади почтительно следовали префект Стелла и его люди. Виниций с несчастным видом отстал, не зная, продолжать ли попытки оправдаться. Я тем временем задавалась вопросом: нет ли связи между префектом Аррунцием Стеллой и сенатором Павлом Аррунцием? Они вроде принадлежали к одному роду. Может, Стелла стоял тут, затаив дыхание, и ждал, когда это случится?