Больше, чем любовь - Татьяна Осипцова

– Наверное, ты прав. Да, Борь, тут со мной три продуктовых оптовика связались, твои старые знакомые: Петренко, Губин, и грузинская фамилия такая…

– Гомиашвили?

– Точно. Обещали каждый ежемесячно на пятьсот долларов продуктов привозить. Спасибо, что не забыл им позвонить.

– Я их попросил в своем кругу поговорить, может, еще кто поможет. Но фонд ты все-таки зарегистрируй.

– Обязательно.

– Так ты только благотворительностью теперь занимаешься? Основное дело забросила?

– Наоборот, думаю швейный цех расширять. Импорта стало меньше, да и качество пошива у нас лучше. У турок и китайцев все кривое-косое, а у нас – каждый шовчик разутюжен. На наши костюмы, брюки, блузки спрос повысился. Я думаю – может, еще спортивного типа одежду выпускать? Ветровки, пуховики, куртки, спортивные костюмы. Сейчас, когда с фурнитурой и материалом проблем нет – можно пошить ничуть не хуже фирменных.

– Ну да, если вид будет как у немецкой вещи, а цена, как у советской – дело пойдет!

– Аннушка уже нашла подходящее помещение, ремонт сделаем, оборудование завезем – и вперед!

– Молодцы. Но только завтра на вторую половину дня ты все дела отмени. В два часа ты должна ждать меня здесь при полном параде.

– При параде? А что такое?

– Сюрприз будет, – ухмыльнулся Боря.

Как ни тормошила его Наташа, как ни обольщала – и обольстила! – больше он не проронил о сюрпризе ни слова.

К назначенному часу Наташа ожидала мужа во всеоружии. Темно-синий брючный костюм безукоризненно облегал фигуру. Волосы ее были уложены в высокую прическу, изысканную и в то же время выглядевшую слегка небрежно, благодаря нескольким свободно ниспадающим прядям.

Едва войдя в квартиру, Борис исчез в ванной, крикнув по пути, что он на десять минут.

Он вошел в спальню в халате, побритый и свежий, демонстративно тщательно оделся и только после этого посмотрел на Наташу.

– Костюмчик неплохой, – оценил он и добавил заговорщицким тоном: – но не для данного случая…

Распахнув шкаф, он перебрал несколько вешалок с платьями жены и снял с перекладины одну из них.

– Пожалуй, у этого достаточно глубокое декольте, и лазурный цвет тебе всегда шел. Где под него сумочка и туфли?

– В правом отделении, – кивнула Наташа, все еще ничего не понимая.

Пахомов положил на кровать отобранные вещи, добавив к ним футляры с бриллиантовым колье и браслетом, и сказал:

– А теперь запакуй все это в небольшую сумку.

Когда она выполнила его приказание, Борис похлопал себя по карманам.

– Бумажник, трубка, документы твои и мои… Все, едем!

– Да куда едем-то? – в который раз спросила Наташа.

– В «Мулен Руж», – невозмутимо улыбнулся Пахомов.

– В настоящий? – она не могла поверить.

– Да, в Париж! – Боря наслаждался произведенным эффектом. – Сейчас в аэропорт, самолет через два с половиной часа. В Орли нас встретят, передадут билеты и отвезут в отель, там ты переоденешься и в кабаре!

– А обратно?

– Завтра днем будем в Пулково. Ну что, здорово я придумал?

– Обалдеть! – кинулась она мужу на шею.

Когда они вышли из кабаре на бульвар Клиши, Наташа обернулась на сверкающую красными огнями мельницу:

– С ума сойти! Я была в «Мулен Руж»! До сих пор не верится!

– Понравилось? – спросил Пахомов.

– Еще бы! Спасибо тебе, дорогой.

– Это тебе спасибо, моя радость! Если б не ты, сидел бы я сейчас с удочкой на вечерней зорьке. Само по себе это тоже неплохо, но бог даст – насижусь еще в старости.

– Спорим, я знаю, от чего ты больше всего прибалдел? Когда танцовщицы, почти голые, шеренгами… Ты смотрел на них, как кот на сметану!

– А вот и нет, меня больше потряс канкан. Удивляюсь, как они столько времени на одной ноге скачут? И эти попки в панталонах, ляжки с подвязками, эти развевающиеся юбки в оборках! Прелесть!

– Это ты прелесть, Борька! Я тебя обожаю! Кстати, во сколько обошлось наше удовольствие?

– Недешево, но лучше тебе этого не знать, – усмехнулся он, – крепче спать будешь. Хотя, какой, к черту сон! За три часа в отеле все равно не выспимся. Сейчас попросим в номер шампанского и… Мы ведь в Париже!

В ответ Наташа одарила мужа счастливой улыбкой. Наконец ее любимый стал самим собой!

Незаметно пролетели четыре месяца. Несколько раз за это время Пахомов ездил в Москву, там дела шли получше, чем в Питере, но тоже требовали хозяйского глаза. И все-таки он не пропустил первых шагов Милочки, которые она сделала ровно в одиннадцать месяцев.

Глядя, как дочурка проковыляла несколько шажков к папе, Наташа прослезилась. Таким счастьем было смотреть на них! Сын тоже радовал ее своими успехами: учился хорошо, начал сочинять музыку, сестренку обожает. Все в семье заняты своими делами и потому счастливы.

Сама Наталья за это время полностью наладила свою благотворительную деятельность. В интернате вовсю шел ремонт. Нашлись спонсоры поменять мебель, хотя, можно сказать, что старшие воспитанники ее заработали – они некоторое время потрудились на мебельном производстве. Крупнейший в городе магазин электроники помог с телевизорами и видеотехникой, появилось также три компьютера. Играть и заниматься на них разрешали только тем, кто не нарушал режим и не уходил самовольно на улицу. Побегов стало меньше. На вещевых рынках тоже помогли, и теперь ребята не выглядели оборвышами, да и питание наладилось. Завхоз, которую нашла Наташа, оказалась очень инициативной женщиной, познакомилась со всеми спонсорами, сама выдвигала предложения, где найти новых. В тандеме с директрисой они вытягивали интернат из ямы нищеты.

О положительных переменах в этом интернате был снят сюжет для телевидения, в нем в превосходной степени расхваливали Наташин благотворительный фонд. Ее тоже пригласили участвовать в передаче. Поначалу она хотела отказаться, но Пахомов настоял:

– Ты что же – заварила кашу и в кусты? Если на ТВ засветишься, в твой фонд деньги потекут. Иначе так и будешь только свои кровные тратить. В конце концов, средства появятся – еще кому-нибудь помочь сможешь, дама-благотворительница ты наша!

Передачу Борис записал на видеомагнитофон и показал пасынку, когда тот приехал на выходные.

– Мам, ты у нас теперь публичная личность! – восторженно высказался Димка.

– Боюсь, что эта публичная личность сначала свои денежки на благотворительность спустит, а потом и за мои примется, – проворчал Пахомов. – Она же в азарте ничего не помнит, ты бы видел ее за рулеткой!

– Наглые инсинуации! Я из казино в плюсе вышла. Вот ведь жмот! – возмутилась Наташа, обращаясь к сыну.