По древним тропам - Хизмет Миталипович Абдуллин

ехали с интервалом в двадцать — тридцать шагов. Впереди — Хакимджан, потом — Махмут и Мукай. Условились — не отступать ни при каких обстоятельствах; если встретятся китайские солдаты (черики), постараться задобрить их опием или обезоружить по возможности без лишнего шума. При встрече с людьми Дутова живыми не даваться.

Границу они прошли незамеченными, однако на рассвете, уже направившись к городу, заметили спускавшихся с восточных склонов трех всадников. Вскоре они добрались до ущелья и преградили путь чекистам, ехавшим вдоль речки.

— Приблизимся к ним спокойно. Разделим цели, — сказал Махмут. — На саврасом, в середине — мой, слева, Мукай, твой.

— А мой, значит, справа, на сером, — добавил Хакимджан, незаметно готовя револьвер и кинжал.

Встретившись лицом к лицу, обе группы остановились, поудобнее перехватив оружие. Минута показалась и тем и другим бесконечно длинной, и нервы были натянуты до предела, готовые бросить каждого на любое безрассудство. Глядя на среднего всадника, Махмут вспомнил, как две недели пуля снесла ему полбинокля. Не было сомнения, что этот черноусый человек с густыми сросшимися на переносице бровями был не кто иной, как Дара. Однако Дара не узнал Махмута. Между двумя государствами, покрывая сотни километров, могут бродить только такие же, как мы, думал, наверно, он.

— Кто вы такие? Откуда и куда? — спросил он строго и надменно.

— Из вашего же племени, — ответил Махмут.

— Значит, джигиты Хевуллы?

— Вы угадали, Дара-ака! — сказал Хакимджан.

— А ты откуда меня знаешь, сопляк?

— Это же сын Хевуллы, разве вы не видали его никогда?

— Нет, не приходилось… Значит, сын Хевуллы? — Дара сунул обрез под колено, молитвенно вознес руки к лицу — Твоего отца поймали, сынок. Но мы, его друзья, всегда с тобой… Итак, вы только что перешли границу… Без приключений?

— Благополучно…

— Что там о нас говорят?

— Ходят слухи, что вы погибли в последней перестрелке…

Дара расхохотался.

— Вы что-нибудь слыхали о моем Акжале? Не раз он выносил меня, вынес и в тот раз… Теперь еду его искать. Дутов, дурак, собирался отправиться на Акжале в поход, а прошляпил коня.

— Значит, не зря в Джаркенте и Чилике распространили слух! — воскликнул Хакимджан.

— Что за слух? — нетерпеливо спросил Дара.

— Будто ваш дулдул[30] будет участвовать в Алма-Ате на скачках.

— Какие же скачки теперь, зимой?!

— Русские и на льду устраивают скачки, бега.

— Это для ишаков — скачки на два квартала! Для Акжала нужна степь… Ладно, не сегодня-завтра начнется суматоха, попробуем воспользоваться ею и вернуть Акжала. — Сказав эти слова, Дара хотел было продолжить свой путь, но Махмут остановил его вопросом:

— А что за суматоха, Дара-ака? Может быть, дадите нам какой-нибудь совет?..

— Атаман собирается в поход. Но вас это не касается. Занимайтесь своим делом… С чем возвращаетесь?

— Да так себе, у наших русских денег немного…

— Ай, что деньги! Как насчет курева?

— Есть кое-что…

Глаза Дары сузились, желтоватые зрачки заблестели, словно он только что накурился опия.

— Деньги вам обменяет Джамалдин-ходжа, вы должны знать его, этого бога Джанашара, волостного Джамхана. А со своими дурманными комочками будьте осторожны, опасное теперь это дело. Я сам помогу. Бог даст, вернусь через неделю с Акжалом и в придачу еще захвачу табун. Найду вас у Джамхана-ходжи. А сейчас — прощайте! — сказал Дара и поскакал дальше.

IV

По мере того, как чекисты приближались к Суйдуну, беспокойство овладевало их мыслями. Только теперь они ясно почувствовали всю ответственность предстоящей задачи.

— Значит, Джамхан-болус для Дутова свой человек, — вслух рассуждал Махмут.

— Ты, Хакимджан, придешь к нему раньше нас. Если мы не встретимся с солдатами Дутова, походим по базару и приедем позднее. Если же нас не будет, значит, мы приступили к делу сразу же. В этом случае сам знаешь, что делать.

Опасения Махмута подтвердились. Как только они расстались с Хакимджаном, их остановили два казака и начали допытываться, откуда они и кто такие.

— Мы из Джаркента с важным донесением для господина генерала, — уверенно ответил Махмут.

Казаки переглянулись, и один из них приказал:

— Вручите адъютанту атамана. Идите впереди нас.

Они остановились у каких-то ворот. Загремели засовы, ворота открылись. Пропустив казаков, постовой солдат встал рядом с прибывшими. Должно быть, в штабе белогвардейцев ждали это сообщение, потому что казаки, доложив, тут же вернулись.

— Кто из вас зайдет? — спросил один, и, когда Махмут двинулся с места, его проворно обыскали.

Махмут сам вынул один из своих револьверов и протянул солдату, который повел его в помещение. Однако до встречи с Дутовым было еще далеко. Его приняли сначала дежурные по штабу и осведомились, с каким сообщением он прибыл. Махмут повторил, что должен вручить пакет генералу лично, и только показал послание Чанышева.

Наконец один из казаков повел «упрямого связного» к личному адъютанту Дутова. Другой казак куда-то исчез. За движением в крепости наблюдал Хакимджан с крыши дома Касыма-саллаха, который стоял на другой стороне улицы. Он держал наготове свой маузер, беря на мушку, то казака около Мукая, то окна и двери штаба. Перестрелка могла начаться в любую минуту.

Обыскав Махмута еще раз, адъютант скрылся за дверью генерала. Махмут незаметно нащупал браунинг, спрятанный под рубахой, переложил его в карман так, чтобы оружие можно было выхватить в нужный момент. «Пять патронов. Тут придется убрать троих, при выходе остается только два. У Мукая два маузера, значит…»

Вышел адъютант, весело похлопал Махмута по плечу и сделал знак, что можно зайти.

Атаман сидел за дубовым столом в большой комнате, стены которой были увешаны хотанскими коврами. Как истинный дворянин, он, конечно, не подал руку простому туземцу и движением головы показал на стул рядом со столом. Дутов положил какую-то бумагу в ящик стола, но руку обратно не вынул.

— Когда и на какие участки собирается напасть Чанышев? — спросил он. — Мы должны соотнести наши планы.

Махмут, внимательно следя за рукой генерала, сказал первое, что пришло в голову:

— В Алма-Ату, господин генерал, прибывают красноармейские части. Мы должны выступить до их прибытия, значит, через два-три дня.

Атаману это, видимо, очень понравилось, он, по своему обыкновению, поднял обе руки и восхищенно произнес, вставая из-за стола:

— Вот это самое главное!

В эту секунду Махмут сделал два выстрела — в упор, в сердце атамана. Дутов дернулся вперед, будто хотел кинуться на Махмута, широко раскрыл глаза и повалился на пол, руками смахивая со стола приборы и бумаги. Через мгновение в кабинет ворвался адъютант, на ходу выдирая из кобуры пистолет, но Махмут успел первым — офицер шагнул вперед и рухнул на ковер во весь рост. Пистолет выпал из его уже мертвой руки и скользко полетел по натертому до