Бог располагает! - Александр Дюма

Было условлено, что она не станет предупреждать об этом Лотарио, поскольку она опасалась, как бы он не поколебал ее в этом намерении, а также затем, чтобы избавить его от горечи последнего прости и душераздирающих минут расставания.

Самуил заранее послал от имени Юлиуса письмо в Эбербах, чтобы там все приготовили к прибытию графини.

Впрочем, он назначил ей встречу в Страсбурге, чтобы проводить до места и помочь устроиться.

Он не уехал вместе с ней, так как хотел быть здесь в то время, когда Юлиус узнает об отъезде Фредерики, чтобы его успокоить и все ему рассказать.

— Когда я вчера приезжал к тебе и застал тебя несколько обеспокоенным, — продолжал Самуил, вглядываясь в лицо Юлиуса, — я уже знал, что Фредерика уехала и не вернется. Но было еще рано сообщать тебе об этом. Мы условились, она и я, что об ее отъезде я скажу тебе как можно позже, когда она будет уже далеко и ты не сможешь пуститься следом, чтобы догнать ее и привезти назад. Эта жертва не была бы полной и чистосердечной, если бы мы предупредили тебя раньше. Ты бы счел себя обязанным затеять с Фредерикой борьбу великодуший, ты настаивал бы на ее возвращении, ты мог бы даже подумать, что она хотела лишь разыграть показную преданность, чтобы позабавиться и приписать себе несуществующую добродетель. Нам хотелось, чтобы ты сразу понял, что ее решение искренно и бесповоротно.

Как тебе известно, мне пришлось неожиданно отправиться на обед в Мезон, однако я дал себе слово все тебе объяснить вчера вечером. Я рассчитывал, проезжая на обратном пути с этого обеда мимо твоего особняка, заглянуть сюда. К сожалению, меня там задержали много дольше, чем я предполагал. Возвращаться пришлось уже глубокой ночью.

А потом в дело вмешалась целая тысяча роковых, ужасных случайностей.

Начать с того, что я в своем смятении забыл послать лакея в Анген, чтобы забрать письмо без адреса, которое, согласно нашему уговору, Фредерика должна была там оставить, чтобы уведомить меня о часе своего отъезда. Насколько я понял, это письмо попало тебе в руки и, поскольку на конверте не было адреса, ты подумал, будто оно адресовано Лотарио.

Если бы я мог допустить, что из-за моей проклятой забывчивости произойдет такое недоразумение, я бы примчался сюда, как бы ни было поздно, и разбудил бы тебя. Но когда сегодня утром я об этом вспомнил, мне представилось, что никаких серьезных последствий это иметь не может, и я подумал, что успею все тебе объяснить, когда мы увидимся.

Сегодня утром я покинул Менильмонтан очень рано, с тем чтобы скорее явиться сюда. Новая роковая случайность: по дороге мне встретился один из тех, кто был на том обеде в Мезоне. Политическая обстановка сейчас так накалена, что для меня оказалось невозможным в подобный день отложить исполнение того крайне важного задания, которое он мне поручил. Я ведь не мог догадываться о твоем заблуждении, а думал только о твоем беспокойстве. Я черкнул тебе записку — пару слов, которые должны были тебя успокоить. Но посыльный, с которым я ее отправил, похоже, все перепутал, напился или просто потерял мое письмо, раз оно до тебя не дошло.

Коль скоро политическое дело, которым я занимался весь день, привело меня в одно место по соседству с Менильмонтаном, я заглянул к себе домой, прежде чем направиться сюда. Ты заходил туда, но уже ушел. Марсель сказал мне, что один из твоих лакеев приносил мне от тебя письмо, но ты потом его забрал, и что, судя по твоему виду, ты был сильно раздосадован, не застав меня. Я примчался сюда. Даниель сказал мне, что со вчерашнего дня ты страшно возбужден. Меня это нисколько не обеспокоило, так как я был уверен, что мне хватит одного слова, чтобы успокоить тебя. Однако это письмо, что ты мне сейчас дал прочесть, меня ужаснуло. Я предчувствую, я в страхе предвижу какое-то кошмарное недоразумение. Юлиус, я тебя еще раз спрашиваю: что с Лотарио?

— Я уже говорил тебе, чтобы ты не произносил этого имени, — выговорил Юлиус придушенным голосом.

Самуил пристально посмотрел на него.

Граф выслушал рассказ Самуила с видом совершенно оглушенным, с холодным бесстрастием мертвеца. Что скрывалось за этим лицом, словно отлитым из бронзы? Было ли здесь оцепенение после одного из тех кровавых деяний, что ломают и повергают во прах даже самые сильные характеры? Или тайная мысль, в суть которой Самуилу не удавалось проникнуть?

Самуил напрасно приглядывался, — он не мог ничего рассмотреть за этой маской сфинкса.

— Значит, — холодно подытожил Юлиус, — Фредерика сейчас подъезжает к Эбербаху.

— Да. Ты хочешь, чтобы я ее известил, чтобы я позвал ее обратно, чтобы я присоединился к ней?

— Нет, Самуил, спасибо. Я сам сделаю все, что требуется. Ты сказал мне все, что я желал знать.

И помолчав, он прибавил:

— А теперь ты меня весьма обяжешь, если удалишься. Мне нужно побыть одному.

— Однако, — запротестовал Самуил, — после всех потрясений этого дня…

— Я нуждаюсь в покое и уединении, — настаивал Юлиус.

— И тебе нечего мне сказать? — спросил Самуил.

— Сегодня вечером нечего. Но будь покоен, скоро мы поговорим.

Юлиус сказал это таким странным тоном, что Самуил призадумался.

Но дальше противиться настоятельному желанию Юлиуса было невозможно: ему оставалось только уйти.

— Я удаляюсь, — сказал он. — До скорой встречи.

— До скорой встречи, — отозвался Юлиус.

И Самуил удалился.

«Вид у него престранный, — размышлял он, спускаясь по лестнице и пересекая двор. — Ба! Это и понятно. Он же только что убил человека. Каково это, да без привычки! Он выглядел мрачно и вроде как одурел. А может, у него была какая-то тайная мысль. Почему он хочет остаться один в такую минуту, когда человек обычно не прочь, чтобы кто-нибудь составил ему компанию? Уж не задумал ли он случайно пустить себе пулю в лоб? Гм! А неплохая была бы идея. Я со своей стороны нимало не осудил бы его за это, ведь тем самым он избавил бы меня от лишних хлопот. Ну, Самуил, ты нанес двойной удар и положительно доказал, что обстоятельства суть не более чем нижайшие и покорнейшие слуги человеческой воли. Имея малую толику разума, можно преблагополучно обойтись без Провидения!»

Мы же теперь посмотрим, как преуспели разум и воля Самуила Гельба — приблизив Фредерику к Гретхен.

Пока Юлиус и Лотарио так основательно запутывались в сетях, расставленных Самуилом Гельбом, Фредерика в сопровождении г-жи Трихтер ехала к Страсбургу.

Фредерика была обеспокоена и печальна — грустила она о Лотарио, а тревожилась о графе.

Какое впечатление произведет на них обоих ее внезапный отъезд? Она была уверена, что Лотарио будет страдать, и совсем не уверена, что граф фон Эбербах придет в восторг. Что если господин Самуил Гельб ошибся? Вдруг Юлиус оставался в Париже по необходимости, а вовсе не из скромности и благородства? Что если у него и в самом деле есть какая-то важная причина не покидать Францию? И не будет ли он в таком случае недоволен, что его силой отрывают от средоточия его жизни и главных забот, пренебрегая его волей, определенно и неоднократно высказанной?