Трепет - Сергей Малицкий

– Что же это за веревки такие, – захныкала, но тут же поймала Игниса, который вдруг стал падать.

– Вот, – кинул ему рубаху старик. – Надень. И помоги Алкуса на твое место пристроить.

– Зачем? – не поняла Брита.

– Делай, что тебе говорят, – раздраженно буркнул старик.

– Нет такой магии, чтобы его мною представить, – прошептал Игнис. – Нет! Сол Нубилум акс! Тут где-то рядом Фабоан. Он тоже акс! Они увидят! К тому же камень…

– Бенефециум акс, – продолжил старик. – Три уже? Правда, Фабоан пока не показывался на людях, но еще покажется. Трое здесь. Еще троих нет. Или двоих?

– Двоих, – прошептал Игнис, растирая руки и подхватывая Алкуса. – Зна развоплощен.

– Ну, тогда все, – развел руками старик. – Последняя битва, не иначе. Надо спешить. Ты что, – он повернулся к Бибере. – Пальчики обсосала? Ну, тогда не хнычь. Опять на табурет и затягивать узелки. Если уж редкость такой дар во всей Ки, но ты оказалась в нужном месте, трудись.

– И что теперь? – спросил Игнис, когда Алкус повис на веревках. – Он не похож на меня. Он меньше меня. И он будет орать, когда очнется. И…

– Не будет, – покачал головой старик. – И камень ему не нужен. Почувствуют они камень. Почти камень. Смотри, парень.

Распустил ворот, сунул туда руку, на мгновение показал страшную, изуродованную ужасными шрамами грудь, выдернул оттуда тонкий сверкающий волос, намотал его на палец, как раз хватило обернуть пару десятков раз, свернуть в сияющий клубок, такой, что глаза слепить стал.

– Что это? – спросил Игнис.

– А то не знаешь? – усмехнулся старик. – Плюнь. Плюнь, я тебе говорю. Прямо сюда. Вот так. Да. Магия простая, но лучшая. С таким средством и акс не разберется. Потому как это магия не от полудемона, а от демона.

А ну-ка, девонька, – повернулся он к Бибере. – Пальчики у тебя бесценные, никакого следа не оставят, сунь-ка этот клубочек молодцу в рот. А? Вот так. А теперь отойди.

Старик сдернул с пояса фляжку, приставил ко рту Алкуса, хлопнул того по щеке и кувырнул фляжку, когда младший Рудус открыл глаза. Алкус захрипел, захлебнулся, но проглотил, продолжил пить, а когда снова обмяк, Игнис похолодел. На путах висел он сам.

– Вот демон, – выругался старик. – Главное-то забыли. Давай-ка, принц, стягивай порты да меняйся ими с Алкусом. А куртку с него вовсе срезать надо. Да. Лишь бы родинок каких не случилось, но ничего. Можно срезать и сослаться на ссадину. Да и кто будет его спрашивать? А спросят, все одно – ответить не может.

– И что теперь? – с подозрением спросила Брита.

– А теперь мы все идем ко мне в каморку и ждем начала церемонии, – прошептал старик. – Останки бедного мальчишки вместе с тряпьем я сброшу в сливной канал, Энки меня простит, думаю. А если не простит, то на мне уже столько непрощенного, что я и не почувствую. А когда церемония начнется, когда магия на пыточном помосте закрутится, я нацеплю на всех нас личины стражи, мы выйдем на храмовую площадь, возьмем лошадей у стражников и помчимся в Кирум.

– Почему в Кирум? – не поняла Брита.

– Вот у него и спроси, – кивнул на Игниса старик. – Или у подруги своей. Он пока бредил в первую неделю, много чего сказал. Кирум – единственное близкое светлое место. Можно было бы пойти и на север, но скоро конец той дорожке. Враг подступает к Бэдгалдингиру.

– А стражники дадут нам лошадей? – усомнилась Бибера.

– Ты бы не дала, а они дадут, – уверил девчонку старик. – Скажут спасибо, запрут за нами ворота, выбросят в сточную канаву ключи и забудут о нас.

– Подожди, – скривила губы Брита. – Но почему я должна тебе верить?

– Ты читала списки врагов Ардууса на воротах? – спросил старик. – Мое имя там есть.

– Там нет Намтара! – прошипела Брита.

– А ты думаешь, что у меня одно имя? – удивился старик и снова сунул руку в ворот к страшным шрамам. Пошевелил там рукой и выдернул уже не волос, а сияющий шнур. И сам изменился. Остался старым, но выпрямился, оглядел троицу усталым взглядом.

– Софус, – выдохнул Игнис.

– Можно и так назвать, – кивнул маг.

Процелла так и не смогла вспомнить, как добралась она до Фиденты. Наверное, останавливалась только тогда, когда лошадь вовсе отказывалась идти. Деревеньки, землянки переселенцев – все смешалось и слилось в одну полосу. Одно было точно, что заплаканную девчонку с мечом на боку, которая беспрерывно теребила на груди заветный кулончик, никто не обидел. Находили и охапку сена для лошади, и миску похлебки, и место у костра. На всяком неудобье, на всяком косогоре в Фиденте стояли землянки, лачуги, хижины, шатры. Звучала атерская, араманская, каламская и тирсенская речь. Колыхались над крохотными становищами флажки всех цветов. Кажется, однажды Процелла спросила, а почему все эти люди останавливаются в Фиденте, почему не идут в Ардуус. Там и стены высокие, и войско большое, и, по слухам, помогают беженцам?

– Нет, – мотнул головой какой-то старик у очередного костра. – Вот ты сама откуда, девица? Имени не спрашиваю, понимаю, что просто так одна по дорогам таскаться не станешь, но и на бродягу ты не похожа. Откуда будешь?

– Из Лаписа, – призналась Процелла.

– Вот, – поднял палец старик. – Кое-кто из наших пошел и в Лапис. И их приняли, как я слышал. И помогли. Но об колено ломать никого не стали. И здесь не станут. Пока не станут. Я сам думал в Лапис, но не по мне горы. Я из Тирены, равнина мне милее. Не думаю, что легко до весны доживу, но был тут писец фидентский, всех переписал, обещал, что из королевских уделов каждой семье будет лоскут земли. И никто не спросил меня, какому богу я кланяюсь, кому молюсь, как плечи сжимаю, в какой угол в землянке топчан ставлю. А в этом Ардуусе только об этом и разговоров. И казнят, однако. Многих казнят.

– Понятно, – кивнула Процелла и подумала, что никто не говорит о главном, хотя все взгляды были обращены туда, куда она держала путь, на запад. Туда, где поднималась мутная стена Светлой Пустоши и где ночами играли багровыми сполохами неведомые отсветы.

На третий или на четвертый день Процелла увидела башни Фидентского замка. Сердце защемило, и она вновь сунула руку в вырез на груди и нащупала обломок меча, который повесила на бечеву, перехватив головешку поперек. Деревяшка уже не царапала кожу, наверное, обтерлась за долгий путь. Процелла стала вспоминать адрес, который заставила ее запомнить Брита, но, когда добралась до трактира, слезы снова начали душить девчонку. Здание разбирали хмурые ремесленники. Наверное, не нашлось новых хозяев или они решили, что трактир стоит на плохом месте, больно часто случаются в нем всякие беды.

Процелла объехала гору хлама, миновала замок, город и выбралась к главной переправе. У пристани стоял паром, с которого сходили, вытаскивали узлы и выводили скот люди. Со стороны Утиса толпился народ, примораживало, поэтому у закраин реки блестел лед. Со стороны Кирума все было мутным. И хотя город оставался чистым, можно было даже разглядеть часовую башню, переправляться туда не хотелось. Паромщик обрадовался Процелле, словно родной. Объяснил, что гонять пустой паром – плохая примета.