Ночные тайны королев - Жюльетта Бенцони

Это позволило генералу Нейпергу без труда проникнуть в комнату бывшей императрицы. Делая вид, что он хочет лишь успокоить женщину, напуганную грозой и блеском молний, Нейперг оказался в постели Марии-Луизы. Проскальзывая в ее спальню, он, разумеется, понимал, что к его шагам, приложив уши к дверям, прислушивались все до единого. Первое интимное свидание с императрицей, несомненно, заслуживало лучших декораций, однако влюбленные расстались вполне довольные друг другом. В скромной обстановке Мария-Луиза даже нашла некую «особенную прелесть».

На следующее утро императрица сияла улыбками, генерал же казался несколько усталым. Ни у кого из свиты не осталось никаких сомнений насчет того, что произошло этой ночью. Задолго до нее придворные заключили пари о времени и месте того, что теперь свершилось.

Несколько дней спустя тайный агент сообщил австрийскому монарху, каким образом генералу Нейпергу удалось удержать Марию-Луизу от путешествия на остров Эльба.

– Слава богу! – воскликнул Меттерних, которого Франц I уведомил обо всем. – Я не ошибся в выборе кавалера!

Теперь они оба могли спать спокойно.

Путешествие, так сблизившее Нейперга с бывшей императрицей, подошло к концу: четвертого октября Мария-Луиза вернулась в Шенбрунн.

Превозмогая усталость, она пошла поздороваться с сыном, а затем удалилась в свою спальню и легла в постель.

Ей непременно следовало отдохнуть и собраться с силами, поскольку, несмотря на Конгресс, на который в Вену из всей Европы съехались дипломаты, чтобы восстановить то, что за пятнадцать лет разрушил Наполеон, в столице ежедневно устраивались балы, парады, дворцовые празднества и концерты.

И вот, спустя пять дней после возвращения, Мария-Луиза присутствовала на приеме в том самом зале, где четыре года назад состоялась церемония ее бракосочетания по доверенности с императором Франции. Теперь эти супружеские узы могли вот-вот порваться – стараниями многих и многих политиков и интриганов.

Однажды вечером в салоне, при гостях, Боссе, бывший камергер дворца в Тюильри, заговорил о супружеской неверности Наполеона.

– Придворные дамы из свиты императрицы отдавались ему всего-навсего за одну шаль, – смеясь, рассказывал он, словно не замечая присутствия самой императрицы. – И лишь герцогиня де Монтебелло получила целых три…

– Вы забываетесь! – воскликнула побледневшая Мария-Луиза.

– Ваше Величество… – пролепетал Боссе, – я…

– Замолчите! – бросила Мария-Луиза. Ее душила ярость. Не в состоянии больше вымолвить ни слова, она повернулась к Нейпергу. И любовник бывшей императрицы стал горячо защищать человека, которого он сделал рогоносцем…

После этого случая Мария-Луиза перестала ругать себя за то, что не торопится на остров Эльба. Ну а потом в дело вмешался ловкий Меттерних.

Как-то утром в руки Марии-Луизы попал странный документ, подписанный папским нунцием, из которого следовало, что брак Наполеона и Жозефины не был расторгнут надлежащим образом, поэтому ее, Марии-Луизы, союз с Бонапартом являлся недействительным. Из этого документа она узнала, что с 1810 года она всего лишь «сожительствовала» с императором Франции…

Растерянная Мария-Луиза скользила глазами по строчкам, где черным по белому было написано, что, «поскольку мадам де Богарнэ, супруга Наполеона Бонапарта, скончалась, ничто больше не мешает двум сожительствующим царственным особам соединиться законными узами брака».

В конце документа говорилось: «Будущие поколения воздадут должное Его Величеству Францу I за то, что он пожертвовал дочерью ради блага своего народа…»

Прочитав эту малоприятную бумагу, Мария-Луиза ужаснулась. Давно забытая ненависть к «французскому людоеду» вспыхнула с новой силой. Ревностная католичка не могла простить корсиканцу, что по его вине она четыре года прожила во грехе, а их сын оказался незаконнорожденным.

С тех пор она демонстративно проявляла к Наполеону полное равнодушие; Нейперг же получил статус обершталмейстера эрцгерцогини. Это означало, что теперь он имел право находиться в одной карете со своей возлюбленной.

В ожидании обещанного герцогства Мария-Луиза жила во дворце Шенбрунн, довольствуясь обществом Нейперга и своего сына. Новоиспеченный обершталмейстер заботился о ее интересах: сочинял и диктовал ей письма, подсказывал, кого следует принимать и кому наносить визиты. И кто знает, как бы все обернулось, если бы Наполеона не посетила сумасбродная мысль покинуть Эльбу и снова покорить Францию.

Новость о триумфальном возвращении императора во дворец Тюильри достигла Вены с большим опозданием. Мария-Луиза разрыдалась: она испугалась, что может потерять Парму…

Меттерниха разбудили рано утром. Он прочитал депеши и нахмурился. Что нужно сделать, дабы предотвратить воскрешение Империи?..

Тем временем Наполеон, добравшись до Парижа, немедленно отправил письмо Марии-Луизе.

«Я владею всей Францией… Жду тебя в апреле. Будь 15-го или 20-го в Страсбурге…»

Другое, очень ловкое послание он написал императору Францу, заявляя, что тесть не вправе запретить ему обнять жену и сына.

Но Мария-Луиза наотрез отказалась ехать к мужу и, по подсказке Нейперга, заявила, что теперь она покорна лишь своему отцу. Самоуверенность Бонапарта страшила ее.

Письма Наполеона читали и комментировали на Конгрессе, и в конце концов Мария-Луиза получила поддержку европейских дипломатов – при условии, что она никогда больше не будет переписываться с Наполеоном. Она согласилась и даже изложила это свое согласие на бумаге. Наконец-то она была свободна!

Теперь ей предстояло расставание с французской свитой, поскольку всем французам полагалось покинуть пределы Австрии. Труднее всего оказалось распроститься с мадам Монтескье, дорогой «матушкой Кью» маленького Наполеона. Отчаяние мальчика было огромно: целыми днями он лежал безразличный ко всему, отказываясь от пищи. Видимо, маленький король Римский понимал, что именно мадам Монтескье окружала его истинно материнским участием.

– Пусть учится быть австрийцем! – сказала Мария-Луиза, узнав об отчаянии сына. Скоро она отдалится от него и превратится едва ли не в фантом, обретавший плоть не чаще одного раза в год, в каникулы…

Наконец участники Конгресса вспомнили, что собрались в Вене не ради приятного безделья, и двадцать седьмого мая по настоянию русского царя передали Марии-Луизе герцогства Парму, Пьяченцу и Гвасталлу (последнее было в свое время владением Полины Бонапарт, княгини Боргезе, так и не удосужившейся там побывать).

Герцогиня не находила себе места от радости. Призвав на помощь графиню Скарампи, заменившую умершую мадам Бриньоле, Мария-Луиза обдумывала список лиц, которые должны были составить ее новый двор.

Тем временем союзники, то и дело заявлявшие, что они не имеют ничего против французов и недовольны лишь их императором, вынудили Наполеона сказать: