Наблюдатель - Дэвид Эллис

— Нам лишь известно, что шестнадцать лет назад ее дочь совершила убийство. Ей даже не нужно сообщать об этом, все и так ясно. Возможно, именно она поручила Козловски проникнуть в клинику и украсть результаты теста на отцовство, но мы не сможем это доказать. Козловски и Чианчио мертвы, а она достаточно умна и понимает, что у нас ничего нет против нее.

— Верно, — согласился я.

— Она защищала свою дочь, — тут же добавил Макдермотт. — Возможно, она и совершила некоторые правонарушения, но она защищала свою дочь. Если бы я оказался на ее месте… — Макдермотт осекся и глубоко вздохнул. — Она никому не причинила вреда. Ее дочь совершила ужасный поступок, но Наталия, как могла, постаралась исправить ситуацию. Разве это не правильно?

Макдермотт повернулся ко мне и посмотрел с вызовом, от волнения его лицо раскраснелось.

— Разве вы поступили бы иначе, будь это ваша дочь?

Я поднял руки, показывая, что сдаюсь. Мне даже не стоило отвечать. Я видел, что он задает вопрос скорее себе, чем мне.

— Да, — сказал я наконец. — Я тоже постарался бы защитить свою дочь.

Он повернулся ко мне спиной и посмотрел через стекло.

— Господи, прости.

— Неделя была очень длинной, — пробормотал я.

Макдермотт смерил меня долгим взглядом. Отсутствие сна и постоянное напряжение творят чудеса с людьми. Макдермотт производил впечатление человека твердого как кремень, но в тот момент я бы не удивился, если бы он расплакался.

— Я хочу сказать… по поводу Бургоса. Вы поступили правильно, осудив его на смерть. Он убил четыре, возможно, пять девушек. — Макдермотт похлопал меня по руке. — Черт побери, даже его адвокат, изучив дело, стал просить, чтобы Бургоса признали невменяемым. Но он не пытался оспаривать факты. И вы не несете ответственности…

— Нет, я несу ответственность. Я был наделен самыми широкими полномочиями. Майк, Бургос был безумцем. Это был клинический случай. Он думал, что Бог общается с ним посредством песен.

— Что верно, то верно, — парировал Макдермотт, — но он знал, что совершает преступления, не так ли? Он сфабриковал алиби. Он прятал девушек в подвале. Неужели вы изменили бы хоть что-нибудь в вашей обвинительной речи, если бы вам снова пришлось выступать в суде по этому делу?

— Только одно. Я вообще не стал бы произносить речь.

Я отошел в сторону. Да, Терри Бургос знал, что, совершая убийства, нарушает закон. Да, он предпринял меры, чтобы его не поймали, попытался создать себе алиби, нашел место, где можно спрятать тела, пока он не прекратит убивать. Он подбирал жертв в разных частях города, чтобы ему не пришлось возвращаться туда, где он уже совершил одно похищение. С точки зрения политиканов, которые не хотят проявлять мягкость по отношению к преступникам, его нельзя было назвать безумным.

— Лео Козловски знал, что нарушает закон, — сказал я. — К тому же он считал себя супершпионом, который защищает мир от опасных преступников, принимающих обличье проституток, Он также «знал», что я тоже шпион, который работает вместе с ним на секретную международную организацию. — Я развел руками. — И вы пытаетесь меня убедить, что Козловски не был сумасшедшим?

Макдермотт пожал плечами:

— Вы же отлично знаете, что если осознаете преступность ваших действий…

— Бросьте, Майк. Я говорю не об официальном определении безумия. Мысленно Бургос находился в другой галактике. Он думал, что выполняет волю Бога. А если действительно веришь в нечто подобное, зачем волноваться из-за каких-то глупых государственных законов?

Макдермотт ничего не ответил.

— Его нужно было заключить в тюрьму до конца жизни, — вздохнул я. — И держать там. Но не казнить.

У Макдермотта не было настроения спорить. Он решил оставить меня в покое и позволить мучиться угрызениями совести, раз мне этого так хотелось. Он подошел ко мне и пожал руку. Всего пару дней назад я и представить не мог, что когда-нибудь мы сможем вот так поговорить по душам.

— Я не вел дело Бургоса, — произнес он. — Мне просто было любопытно.

— Понимаю.

— Вам, наверное, осточертел ваш клиент — миллионер мистер Бентли?

Хороший вопрос. Шестнадцать лет назад Гарланд Бентли повел себя омерзительно. Но он не убивал свою дочь и не пытался скрыть ее преступление. И все же я с трудом представлял, что снова смогу заниматься делами этого человека и делать вид, будто ничего не произошло.

— Я даже не уверен, что хочу и дальше быть адвокатом, — признался я.

Макдермотт смерил меня долгим взглядом, словно ожидал эффектного завершения фразы.

— Ну и ладно! — Он махнул рукой. — А сейчас проваливайте к дьяволу, Райли! И позаботьтесь о Шелли.

Я посмотрел в комнату для допросов, где неподвижно сидела Наталия Лейк. Полицейские могли пойти на поводу у прессы и предъявить ей обвинение. Я мог бы выступить в качестве свидетеля, так как получил достаточно информации от нее, Козловски и других людей. Разумеется, это были слухи, но в любом правиле есть исключения. К тому же участника сговора всегда можно привлечь к ответственности, если доказать наличие этого самого сговора…

Я мысленно осекся.

Ставь под сомнение все улики. Макдермотт прав. Я адвокат до мозга костей. Это у меня в крови. Это все, что я умею. И единственное, чем я хочу заниматься.

Я покинул полицейский участок, и в этот раз ничего не сказав репортерам.

Только не сейчас. Возможно, никогда.

Мы с Шелли на неделю сняли президентский номер в «Гранд-отеле», заказывали себе завтрак в номер, ходили на пляж, смотрели достопримечательности и ужинали в дорогих ресторанах. Для интимного общения нам также удавалось найти время, но слову «спать вместе» мы придавали совершенно новое, современное значение. Мы просто спали. По десять часов в сутки.

Шелли быстро шла на поправку. Восстановиться после того, как на тебя напали в собственном доме, а затем похитили, очень непросто, даже если твоя память затуманена. Шелли требовалось время, чтобы прийти в себя и побороть свои страхи. Мы гуляли по городу и ходили на пляж, но только в светлое время суток. Каждый вечер, сам того не сознавая, я отводил ее на просторную территорию «Гранд-отеля». Я понимал, что мы приехали сюда не ради достопримечательностей. Это был своего рода побег.

На четвертый день я проснулся в девять часов утра. Шелли только что вышла из джакузи, завернувшись в полотенце. Я открыл глаза и увидел, что она пристально смотрит на меня. В ее взгляде я заметил настороженность, опасение. Я сказал ей: «Доброе утро», — она ответила мне тем же и отвела взгляд.

В дверь постучали, и Шелли вздрогнула.