Кладбище - Эдриан Маккинти

Кровь изменила всех нас. А ее было пролито немало. Кровь была подо мной.

Кровавыми были день сегодняшний и день вчерашний.

И я смертельно устал.

Я лежу на земле, одной рукой обнимая ее белую шею и осторожно растирая кожу, чтобы еще на несколько минут задержать трупное окоченение. Моя рука окрашена красным, как цветок скорби.

Подняться нет сил. Я не могу даже пошевелиться. Значит, здесь я и останусь. Полуголый, окровавленный, я неподвижно лежу среди неподвижных деревьев. На взрытом, истоптанном снегу расплывающимися красными мазками написана история сегодняшнего дня — история падения и смерти. Кровь и на моем теле, на моем лице и руках. И в моих глазах, узких, черных и пустых, словно прорези античной маски.

Я останусь здесь.

Под безмятежным, мирным небом.

День набирает силу, гася небесные светильники и желтые огоньки неупокоенных душ. Огромная тяжесть растет в груди. Голова, напротив, кажется легкой-легкой, и я узнаю симптомы кислородной недостаточности. Я потерял слишком много крови, и теперь Смерть хочет заполучить и меня тоже.

В воздухе над нами появляются первые насекомые, почуявшие еще очень слабый запах мертвой плоти. Они садятся на покрытую красным снегом землю, где неподвижно лежат два тела.

Пятеро умерли сегодня. Пятеро за какой-нибудь час.

И еще один человек умер позавчера.

Я моргаю, чтобы стряхнуть с глаз снежинки, которые уже не тают.

Я пытаюсь встать.

Но это слишком трудная задача, к тому же мне гораздо приятнее лежать на снегу, под защитой деревьев, и ждать, пока земля исцелит мои раны. Это намного лучше, чем оказаться среди проклятых, застрять во временном аду, который, словно в насмешку, именуется жизнью.

Если я сумею подняться...

Я знаю, как все будет. Мне придется жить в атмосфере молчаливого презрения и страха, когда, завидев меня, нормальные люди будут стремиться убраться подальше. Они знают, что впереди еще не одно убийство, не одна бойня, потому что отныне я признанный мастер этого искусства. Теперь я — любимый ученик Смерти. Трахнутый был просто подмастерьем. И теперь именно от меня будут бежать все, кто сохранил здравый рассудок, и только череп под низко надвинутым капюшоном будет без конца улыбаться мне.

Нет!

Я не хочу. Я останусь здесь, с Кит.

Задувает сырой и теплый океанский ветер. Перестает идти снег. Холодный фронт пятится, чтобы спрятаться в свою нору — теперь уже до декабря. Погода возвращается к осенней норме, но мир уже не будет таким, как прежде. Я изменил его. И хотя внешне все осталось прежним, качество уже не то. Во всем появился какой-то горький привкус. Я чувствую это, глядя на призраки обступивших меня елей и лиственниц, на облака высоко в небе, на черную кору, на мертвую девушку на красном снегу.

Я трясу головой, пытаясь избавиться от тумана в глазах.

Я не хочу!

Реактивный самолет. Луна.

Сделай это, Майкл. Не вставай. Пусть они не заметят тебя. Теперь-то они могут оставить тебя в покое. Они могут позволить тебе просто быть. Эти тайные голоса... Они бормочут заклинания. Колдуют. Выжидают. Но им придется долго ждать, хотя они вооружены терпением, упорством и сознанием своего растущего могущества, подтверждением которому служит кровь — моря крови, коей обагрены все деяния рук человеческих.

Ты выживешь, Майкл. И на несколько лет они оставят тебя в покое.

Ты выживешь, потому что она здесь, и ты ей нужен. Ее власть растет и будет расти, покуда она не сбросит с палубы последнего из капитанов.

Ты выживешь, потому что и он тоже рядом. Этого никто не знает, но он приближается. Грядет. Ярость, кипящая в тебе, ничто по сравнению с ним — бурлящим потоком, сметающим любые преграды. И освободил его ты.

Да, это опасный мир, Майкл. Останься в лесу. Спрячься. Скройся от федералов, разведки, убийц — спрячься от всех.

Не вставай.

Не вставай, если хочешь себе добра.

Снежинки попадают мне в глаза.

Я смотрю в небо.

Это не самолет.

Вертолет. Сверкают лопасти.

Ревут турбины.

Воют сирены.

Мчатся машины.

Скрипят тормоза.

Хлопают дверцы.

Я слышу голоса.

Шаги...

И встаю.