Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки - Сергей Семанов

Как полагает Мирсон, «в свете все большего разочарования в ленинизме значительная часть русского населения оказывается восприимчивой к идеалам русского национально-патриотического движения» (с. 112). Основным идеологическим союзником этого движения становится, конечно, русская православная религия. В этом плане показателен рост интереса к историческому прошлому, который проявляется и в деятельности Всероссийского общества охраны памятников, и в неожиданной популяризации малоизвестных деятелей прошлого, таких, например, как оригинальный мыслитель XIX века Н.Ф. Федоров с его идеями подлинной христианской любви, ведущей к всеобщему братству.

Неославянофильские тенденции заметны в работах многих маститых и молодых советских писателей, которые печатаются в журналах «Молодая гвардия», «Москва», «Новый мир», «Литературная Россия», «Наш современник» и сборнике «Контекст». Автор делает вывод о том, что процесс слияния националистических тенденций с христианскими будет продолжаться и в будущем.

Далее в книге рассматривается вопрос о создании так называемой «единой советской нации». Здесь приводятся различные точки зрения. Так, профессор политологии Нью-Йоркского университета О. Федышин считает, что процесс формирования нового этнического образования будет совпадать в значительной степени с процессом русификации: «Тщательное изучение советских авторитетных источников дает основание утверждать, что у нерусских национальных ценностей и традиций нет будущего» (с. 152). Р. Рязак из Колумбийского университета полагает, что «советское руководство в интересах своего собственного выживания должно обеспечить деятельность русской этнической группы по всему Советскому Союзу, а для этого ему необходимо поддерживать у русских чувство национальной гордости, выраженное в удовлетворении быть «первым среди равных» (с. 167).

По мнению профессора русистики В. Медыша, «по мере того, как набирает темп русификация малых народностей, РСФСР все в большей степени становится синонимом СССР» (с. 196). Преподаватель Колумбийского университета С. Байэлер считает, что «влияние русской этнической группы в политическом процессе страны слишком преувеличивается западными экспертами». «До сих пор большим политическим весом обладают местные нерусские элиты» (с. 198). Кроме Байэлер «двойственность советской политики в национальном вопросе» отмечает и редактор журнала «Сервей» Л. Лабедз (с. 201). Дилемма, стоящая перед советским руководством, продолжает Лабедз, заключается в том, как интегрировать все национальности в СССР, используя приемы русификации, и в то же время не допустить роста русского национализма.

Профессор социологии Нью-Йоркского университета Б. Денич в параграфе, озаглавленном «Дилемма доминирующей этнической группы», указывает на сложность поддержания межнационального баланса в Советском Союзе: «Из-за русского национального преобладания идея подлинной советской федерации оказывается нереальной. С другой стороны, чтобы избежать ухудшения ситуации, проводится курс на подавление движения за возрождение традиционных и религиозных символов русского этноцентризма, потому что последнее может привести к дальнейшему «отчуждению» русской культуры от нерусских национальных групп. По иронии судьбы многонациональный грим Советского Союза оказался барьером на пути либерализации советского общества. Прежняя «тюрьма народов» оказалась тюрьмой также и для самих русских» (с. 320).

Дипломатическая война скрыта от глаз наблюдателей. Но это война, и в ней есть свои сражения, свои герои и свои жертвы. И так же, как в сражении на поле боя, все в конечном счете определяют люди, их морально-политические и деловые качества. Боевая техника, оружие, какими бы совершенными они ни были, не могут воевать сами по себе. Все дело в том, в чьих руках они находятся, чьим интересам служат.

О дипломатической предыстории Второй мировой войны написано немало – историками, публицистами, писателями. Все новые и новые публикации документов и свидетельства очевидцев подтверждают верность нашего внешнеполитического курса тех предгрозовых лет. В этом ряду, несомненно, выделяется книга И. Андросова «На перекрестке трех стратегий», повествующая о международном кризисе лета 1939 года, этом прологе Второй мировой войны.

Страшная истребительная война стояла у порога Европы. Конечно же, и в тридцать девятом люди учились и работали, любили и растили детей. Но в тиши дипломатических кабинетов сроки этой войны уже назывались. Наше государственное руководство знало об этом, понимал это советский народ. С тревогой наши люди всматривались в день завтрашний.

Разумеется, на Западе и сейчас хорошо помнят трагический опыт истории Второй мировой войны. Профессиональные защитники капиталистического общества порой неплохо изучают историю, знают факты. Но они сознательно занимаются их подтасовкой, сознательно лицемерят, сознательно закрывают глаза на подробности.

Новая книга содержит популярный и в то же время достаточно полный рассказ о внешней политике Англии и Франции. Мюнхенский сговор создал у руководителей этих стран надежды на возможность дальнейшего мирного сотрудничества с фашистской Германией. Чемберлен и Даладье надеялись, что отныне германская агрессия будет направлена только на Восток, хотя даже самый общий взгляд на внешнеполитический механизм нацизма показывал: гитлеровцы готовы пойти на любой пакт и разорвать любое соглашение в зависимости от своих тактических военных замыслов. В марте 1939 года войска фашистской Германии заняли Чехословакию, не обращая внимания на то, что ее границы после мюнхенской сделки были гарантированы правительствами Англии, Франции, Германии и Италии. Затем гитлеровская Германия вынуждает Литву подписать соглашение о передаче немцам Мемельской области. Заключается германо-румынское соглашение, превращающее Румынию в аграрно-сырьевой придаток Германии. И в том же марте Германия нагло потребовала от Польши передачи ей Данцига и «прав» на «польский коридор». Правительство Чемберлена с большим опозданием признало, что «политика умиротворения провалилась».

Только тогда начинается постепенный и еще нерешительный поиск дипломатами Англии общих с СССР позиций. Воздерживаясь от действительного сотрудничества с Советским Союзом, английское правительство все же боялось оттолкнуть от себя возможного союзника. Кроме того, англо-советские контакты оно стремилось использовать как сродство давления на Германию. «Я должен признаться в своем глубоком недоверии к России, – писал Чемберлен. – Я не верю в ее боеспособность даже сдержать эффективное наступление». Нацистское руководство, в свою очередь, было неплохо информировано о настроениях английского правительства. Военное столкновение СССР с Германией являлось конечной целью английской внешней политики. Советские предложения о пакте трех держав отвергались. Предлагалось, чтобы в случае вовлечения Англии и Франции в войну Советский Союз оказал им немедленную военную помощь. Но при этом совсем не упоминалось, на какую помощь мог бы рассчитывать СССР со стороны Англии, Франции, если бы он оказался вовлеченным в войну, выполняя предложенные ему обязательства в отношении стран Восточной Европы. Не считая себя в достаточной степени готовой к войне с Советским Союзом, Германия начала дипломатическое маневрирование. Она стремилась полностью реализовать возможности, таившиеся в антисоветизме англо-французских правителей. С апреля 1939 года «третий рейх» азартно играет картой советско-германского сближения. Нацистское руководство успешно использовало антикоммунистический козырь в игре против правящих кругов западных стран, в то же время стремясь сорвать советские усилия по созданию системы коллективной безопасности.